«Третьяковка» и другие московские повести (Степанян) - страница 36

Ищут – не могут найти. Отзовись же!
Что ж ты покинул своих персонажей, Луиджи?
Шесть персонажей,
Двенадцать и двадцать четыре,
Шесть миллиардов,
Заброшенных в призрачном мире,
Ищут того, кто судьбу их придумал,
Душу и тело,
И не находят и плачут.
И горше всех ты, Пиранделло!..

Ночь

Ночь,
Когда матери плачут,
Вспоминая детей,
На войне убитых,
Не вынесших пытки,
Сгинувших бесследно
В адских лагерях на краю света.
Ночь,
Когда матери плачут,
Вспоминая детей,
Убитых во чреве,
Тех детей,
Которых по отцовской воле
И по материнскому желанью
Растерзали кровавые резиновые перчатки.
Ночь,
Когда матери плачут В богадельнях
На жестких холодных кроватях,
Плачут, вспоминая,
Были ли у них дети? —
И не могут вспомнить,
И забыть не в силах!..
Эта ночь, о Господи Боже,
Повернула к рассвету,
Пошла на убыль…
…………………………………………………
Господи! Помоги проснуться!..
Душит сон в недоброй колыбели,
Забери меня отсюда!..
Не со мной, не со мной все это было.
Я чиста, как в день, когда меня Ты создал.
Почему же он все снится и длится,
Не кончается этот сон безутешный?

Вместо жития

Памяти Т. С. Иваниловой

С лица она не казалась
На ангела похожей —
Простое русское лицо,
От старости все в морщинах.
И в травах она знала
Не слишком много толку,
Зверобою заварит горсть —
Вот и вся наука.
Но как она их любила,
Как шептала:
Боже мой, Боже!
Сколько же их, сколько!.. —
И цветов, и трав,
И этих листьев бесконечных
В небогатых полях и лесах подмосковных.
В разных краях довелось ей скитаться
Вслед за мужем,
Потом – вслед за сыновьями.
Велика земля, где говорят по-русски,
А Господь Бог – един повсюду.
У Него речей и слов —
Что этих трав и листьев!
И она старалась повсюду
Различить, угадать Его голос.
Но когда ее бедный кораблик
Прибило к Москве огромной,
Стал он слышней и слышней —
И вот зазвучал неумолчно.
И она уходила в Москву,
И громадные улицы
Сами
Приводили ее в те места,
Где люди молятся Богу,
Стоя молятся,
Сидя,
Опустившись на колени,
На разных наречиях, в разные дни,
В одеждах разных.
Одни распахнули настежь
Большие дубовые двери,
Другие в подвалах таятся,
При звуке шагов трепещут.
И все знать не знают чужих,
И своим не очень-то верят —
Но она входила как воздух,
И все ее принимали.
И каждый считал своею,
А почему – сказать не сумел бы.
Разве только душа его знала об этом,
Да язык был давно не в ладах с душою.
Ах как рано зимой в Москве темнеет!
Ах как рано зажигают
Фонари и окна!
Эта долгая темень
Для сердца слаще меда,
Потому что под нею
Затаился свет несказанный.
В заскорузлой земле,
Под серым снегом,
Спят в беспамятстве
Золотые цветы и травы.
Божий голос, задохнувшийся в каждом сердце,
Оживает навстречу тому, кто умеет слышать.