Герцога Кларенса
Утопили в бочке с мальвазией —
Это знает каждый ребенок,
Ведь об этом написано во многих книгах.
И никто о нем не жалеет,
Потому что Кларенс предал своих братьев,
А они были ненамного лучше
И вот так с ним рассчитались.
У герцога Кларенса
Была умная дочка.
Так написано у самого Шекспира,
И у нас нет оснований ему не верить.
Злые родичи выдали ее замуж
За безродного худого дворянина,
В их семье,
Еще через поколенье,
И родился Реджинальд Поль.
. . . . . . . . . . .
Когда король объявил себя главой церкви,
Реджинальд не вступал с ним в споры —
Он покинул пределы Англии,
Он уехал в развратный Рим,
Как от мира удаляются в пустыню,
Он надел пурпурную мантию,
Как надевают грубую власяницу, —
И с тех пор стал называться
Кардинал Поль.
. . . . . . . . . . .
А над кровавым и развратным Римом
Каждый день вставало и заходило солнце.
Каждую ночь над Римом
Возникали огромные звезды.
Тот,
Кто живет, устремив
К небу
Глаза и сердце,
Знает,
Что небо и солнце —
Это явленная ему милость.
Их красота сияет
Ради взоров его восхищенных —
Творит резец Микеланджело
Не для звериных глаз,
Не для ослепших сердец.
Те,
Что живут,
Устремив свои помыслы в небо,
Знают,
Что их упованьем
Рим стоит —
Иначе
Все совершенные в нем злодеянья
Черной тучей поднимутся к небу,
Солнце закроют —
И город,
Лишенный лучей животворных,
Обратится в груду камней.
Тот, кто однажды
Расширенным сердцем
Воспринял небесную милость,
Знает,
Что, как небо, она бесконечна.
И она неделима, как небо.
Так,
Если двое и трое сойдутся
В небо смотреть благодарным сияющим взглядом,
В каждое сердце вместится оно без остатка,
Милость небесная
Будет умножена вдвое и втрое.
Так собирались они
Посреди озверевшего Рима,
И небесная милость
Умножалась над городом крови
Ради них,
Ради тех, кто не поклонился Ваалу.