И мы уладили этот скандал гениальным решением: в школе врагами были все подряд.
А поскольку заведение было небольшим, мы уничтожали друг друга с легкостью. Врага не нужно было искать, он был повсюду, до него можно было достать рукой, зубами, ногой, плевком, ногтем, головой, подножкой, мочой и блевотиной. Стоило лишь чуть наклониться.
Эта школа была замечательна еще тем, что четверть учеников не знали ни слова по-французски и даже не собирались учить. Родители отправили их туда, потому что не знали, куда их девать и потому что хотели отдохнуть в кругу взрослых и насладиться режимом на месте.
Среди нас были перуанцы и другие марсиане, которых мы мутузили для развлечения, и чьи крики совершенно нельзя было понять. О французской школе у меня сохранились наилучшие воспоминания.
Для Елены это тоже была первая в жизни школа.
Я дрожала. Я обожала этот вертеп, но мысль о том, что такое хрупкое создание попадет в столь опасное место, меня ужасала. Она же ненавидела насилие!
В любом случае, я дала себе слово разбить лицо всякому или всякой, кто тронет ее хоть пальцем. Тогда уж, наверное, она обратит на меня внимание. Тем более, что обидчик, скорее всего, сделает из меня отбивную, а Елена надо мной посмеется.
Однако, мне не пришлось вмешаться.
Чудо следовало за Еленой по пятам. С первого учебного дня вокруг моей возлюбленной возникла аура мира, спокойствия и галантности. Она могла проходить через самые кровавые битвы, аура следовала за ней повсюду. Все это произошло само собой: никто бы не осмелился поднять руку на такую красоту и величие.
В четыре часа она возвращалась в гетто такой же чистой и опрятной, как и утром.
Казалось, воинственная атмосфера школы не мешала ей, она ее не замечала. По крайней мере, делала вид, что не замечает. На переменах она медленно расхаживала по земляному двору с отсутствующим видом, счастливая своим одиночеством.
Однажды случилось то, что и должно было случиться. Ее одиночество не могло длиться вечно.
Такая высокомерная красота, как у нее, внушала желание держаться на почтительном расстоянии. Никогда не думала, что какой-нибудь смельчак отважится приблизиться к ней. В любви я познала много страдания, но я еще не испытала ревности.
И каково же было мое удивление, когда однажды утром я увидела, как какой-то жизнерадостный оболтус что-то рассказывал маленькой итальянке.
И чтобы послушать его она остановилась.
И она слушала его. Она удостоила мальчишку взглядом. И ее глаза и рот были именно такими, какие бывают у того, кто слушает.
Конечно, нельзя было сказать, что она им восторгалась или была заинтересована, но она по-настоящему слушала. Она одарила его своим вниманием.