Думаю, ей нужно было, чтобы на нее смотрели - все равно кто, воины или мирные жители: ей нужны были только взгляды, которые бы говорили ей о ней и только о ней, а не о тех, кто их посылал.
Думаю, она нуждалась в том, чтобы ее любили. Любить самой, нет, это не по ее части. Каждому свое.
Любить Париса? Нет уж, увольте. Единственное, что ее могло интересовать в Парисе, это его любовь к ней. Эту любовь она и любила.
Итак, что же такое Троянская война? Чудовищное варварство, кровавое, бесчестящее и несправедливое, совершенное во имя красавицы, которой все это было глубоко безразлично.
Все войны похожи на Троянскую, а прелестницам, ради которых они затеяны, наплевать.
Потому что единственная правда войны в том, о чем никто не говорит: люди затевают войну, потому что им это нравится и потому что это неплохое развлечение. А красавицу, как причину, всегда можно найти.
Поэтому Прекрасная Елена была права, когда не вмешивалась в это и смотрелась в зеркало.
И она очень нравится мне именно такой, эта Елена, которую я любила в Пекине в 1974 году.
Столько людей, кажется, жаждут войны, хотя в действительности мечтают о дуэли. "Илиада" иногда напоминает предвыборную борьбу: каждый герой находит себе одного мифического врага с противоположной стороны, который не даст ему покоя до тех пор, пока его не уничтожить, и наоборот. Но это не война, это любовь со всей ее гордыней и индивидуализмом. Кто не мечтает о драке с вечным врагом, о своем личном враге? Чего не сделаешь ради того, чтобы иметь достойного противника.
Из всех драк, в которых я участвовала в Сан Ли Тюн, лучше всего меня подготовила к "Илиаде" моя любовь к Елене. Потому что среди всех беспорядочных штурмов и рукопашных, это был мой заветный бой, мой поединок, который наконец-то отвечал моим самым высоким стремлениям.
Это была схватка не тела, но духа, и боролись здесь не последние среди бойцов. Благодаря Елене моя дуэль состоялась.
Излишне упоминать, что мой противник оказался достойным меня.
Я не была Парисом.
Но теперь Елена так смотрела на меня, что я уже не была уверена в собственной личности.
Я знала, что еще день-два и я не выдержу.
И этот день настал.
Была весна, и цветы в гетто хоть и были некрасивы, но от этого не переставали быть цветами, как честные труженики из рабочей коммуны.
В воздухе витало возбуждение. Вентиляторы рассеивали его повсюду.
В том числе и по школе.
Была пятница. Я уже неделю не ходила в школу из-за бронхита, который я надеялась растянуть подольше и побездельничать до выходных, но тщетно. Я пыталась объяснить матери, что пропустить одну неделю в пекинской школе не страшно, и что я узнавала гораздо больше, читая сказки "Тысячи и одной ночи", лежа в постели, и что я еще была слаба. Она не хотела ничего понимать и заявила: