– Что?!
– Понимаю, звучит нелепо. Точнее, звучало бы нелепо, если бы потом не случилась трагедия. Четырнадцать лет не только я страдал от сознания своей вины; не только я запрещал себе любить. – Иннес покачал головой. – До сих пор не верится… Все эти годы она жила в Лондоне. Она не выходила замуж до тридцати двух лет, а потом встретила некоего Мерчисона и влюбилась в него. Так что, получив твое письмо, она обрадовалась, что у нее наконец-то появилась возможность все прояснить.
Эйнзли с трудом подбирала нужные слова:
– Бланш… не хотела выйти за тебя замуж?
– Понимаю, милая, тебе трудно поверить. – Иннес широко улыбнулся.
Эйнзли шутливо шлепнула его по руке:
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
– Да. – Он посерьезнел. – Она сказала о Малколме то же, что и ты, – что он бы наверняка хотел, чтобы мы оба были счастливы. Он думал, по-своему, трагически заблуждаясь, что расчищает нам путь к счастью. Но только после твоего отъезда до меня дошло, что я был дураком, потому что пытался искупить вину, упиваясь своими страданиями.
– А Бланш?
– Поняла то же самое, хотя и не очень давно. Эйнзли, она подтвердила то, что ты мне говорила.
– Значит, она так же прекрасна внутри, как и снаружи.
Он рассмеялся:
– Да, наверное, но для меня нет никого прекраснее тебя, что я, по-моему, только что и доказал.
– Надеюсь, ты снова это докажешь, и очень скоро.
– Сейчас же, если хочешь.
Она улыбнулась ему, и от ее улыбки кровь в нем закипела; он думал, что больше никогда не увидит ее улыбки. Он прильнул к ее восхитительным губам, созданным для поцелуев.
– Сейчас, всегда… и вечно.
Строун-Бридж, канун Нового, 1840 г.
По случаю новогоднего приема, который устраивали новые владельцы Строун-Бридж, Эйнзли сшила шелковое платье цвета слоновой кости. Простой покрой и лиф с V-образным вырезом, как она любила, выгодно подчеркивали тонкую талию и красивую грудь. Короткие рукава фонариками украшали оборки из черного кружева, такого же, какое на подоле платья и на вертикальных полосах на юбке.
Прием устраивали в Большом зале. Они с Иннесом приехали из Эдинбурга всего за день до праздника, но Иннес заранее поручил приготовления опытным рукам Мари.
– А если бы ты меня не нашел? Если бы я отказалась вернуться? – спросила Эйнзли Иннеса на пароходе.
Он ответил, что об отказе не могло быть и речи. И наградил ее взглядом, полным любви, от которого ей захотелось поцеловать его там же, на шумной и холодной палубе парохода «Ротсей касл».
Когда они приехали в Строун-Бридж, пошел снег; с тех пор он не прекращался. Последний день года провели в хлопотах. Надо было позаботиться о том, чтобы ферма сияла чистотой и кругом был порядок. Над порогом развесили ветки рябины и лещины, чтобы отогнать злых духов. Разумеется, так решила Мари, но Эйнзли не возражала, она так привыкла угождать добрым духам и отгонять злых, что почти поверила в их существование.