– А я и не веду, так что не нужно устраивать истерик. В моем доме правила просты. Или пасуй, или играй.
Адди недоверчиво на него уставилась. Неужели он действительно думает, что жизнь ничем не отличается от карточной игры?
– Это не покер! И не надо топтаться по моим чувствам!
В ответ он лишь плечами пожал:
– Не надо устраивать истерик.
Адди почувствовала, как внутри ее что-то лопнуло. Ей вдруг стало нечем дышать.
– Ладно. Как скажешь.
Стянув платье через голову, она расстегнула и отбросила верх купальника, стянула трусики и, оставшись совершенно обнаженной, посмотрела Малаши прямо в глаза.
– Что ты творишь? – выдохнул он в бешенстве.
– Я? Всего лишь готовлюсь к сексу. Я же здесь именно за этим, разве нет? – Прерывисто дыша, она натянула комбинацию, едва не разрывая тонкую ткань. – Где ты хочешь? На столе? На пляже?
Да что с ней такое? Малаши лишь головой покачал, не в силах справиться с переполнявшим его смятением и злостью.
– Зачем ты все усложняешь?
– Вовсе нет. Я всего лишь говорю прямым текстом. Только вот правдивость никогда не была твоей сильной стороной, верно?
– Я никогда не говорил, что ты нужна мне исключительно для секса! – Он уже больше не мог сдерживаться.
Запустив пальцы во влажные волосы, Малаши беззвучно выругался, и в эту самую секунду в дверь постучали.
– Ну разумеется, нет! Ты вообще никогда и никому прямо не говоришь, что думаешь. Так с чего бы для меня делать исключение? – Прижав палец ко лбу, она старательно изобразила задумчивость. – Неужели потому, что я твоя жена?
– А я твой муж, и ты задолжала мне медовый месяц.
– Никакой ты мне не муж. Ты всего лишь мужчина, шантажом добивающийся от меня секса.
Сдерживаясь из последних сил, Малаши шагнул вперед.
– Раз именно я шантажист, то почему я же и плачу?
Покачав головой, Адди отчаянно стиснула кулаки.
– Больше тебя вообще ничто не интересует? Только деньги? И победа любой ценой? Похоже, ты так надышался воздухом казино, что вообразил, что вся жизнь подобна покеру. И именно поэтому так себя и ведешь. Поэтому и превратил наши отношения в какую-то больную игру. Ты просто ничего не можешь с собой поделать.
Застыв, Малаши в бешеной ярости разглядывал замершую перед ним женщину, вот только в голове у него звучал не ее обвиняющий голос, а свой собственный. Потому что она озвучивала именно то, в чем он сам не решался себе признаться. Он вдруг почувствовал, как у него кружится голова. Все же должно было быть совершенно иначе. Он же всего лишь хотел кое-что доказать, а вместо этого, сам того не заметив, воплотил в себе тот кошмар, от которого всю жизнь пытался убежать.