Не дожидаясь звонка, Мрачек спустился с нар, обулся и вышел в коридор. В бараке был мрак кромешный, гнетущая тишина. В этот час особенно глубок сон уставших, физически изнуренных людей. Работали они ежедневно от зари до зари, с получасовым перерывом на обед. Завтракали до выхода на работу. Ужинали по возвращении. Обед, состоявший из свекольной похлебки и двухсот граммов суррогатного хлеба, только поддерживал тепло в организме. Перед каждым заключенным в перспективе стояла, как призрак, голодная смерть. Больных, не выходивших на работу, не кормили. Поэтому заболевшие люди, через силу волоча ноги, строились в колонну и вместе со всеми шли на объекты. К чему только не прибегали люди, чтобы скрыть симптомы болезни! Заведомо было известно, что ждет больных и негодных к труду: их изолировали и уничтожали.
Мрачек вынул из пачки одну из пяти сигарет, положенных на день, и закурил, но как только увидел Брохмана, идущего к рукомойнику с грязным полотенцем в руках, притушил сигарету и сунул ее назад в пачку.
– Что тебе не спится? – грубо спросил Брохман.
Это был низкорослый, широкогрудый и плечистый детина, волосатый до безобразия. Нос у него был приплюснут. Рыжая густая щетина покрывала его грудь. Руки до локтей так заросли, что были похожи на швабры.
– У меня дело к вам, – стараясь, чтобы голос звучал приглушенно и заискивающе, проговорил Мрачек. – Вы знаете, господин Брохман, мое старание и мое уважение к вам…
– Ко мне? – хмыкнул староста. Видно, он уже и сам не верил в то, что его может уважать кто-нибудь. – Как тебя звать-то?
– Рудольф Конечный.
– Чех?
– Да.
– За какие же мои доблести ты проникся уважением ко мне? – рассмеялся Брохман, обнажив мелкие, но изумительно белые зубы.
– За ваше справедливое отношение… ко мне.
Брохман стер улыбку, прищурил свои круглые глаза и пристально всмотрелся в худое, осунувшееся лицо заключенного, обтянутое желто-бледной кожей. Отчетливо проступали на этом лице челюсти и скулы.
Мрачек выдержал его взгляд.
– Хм… Ну, и что же дальше ты пропоешь? – спросил Брохман и неторопливо перекинул широкое полотенце через плечо.
Мрачек оглянулся и перевел глаза на дежурного, стоящего у табуретки.
– Тут неудобно.
Староста энергично кивнул головой в сторону двери и направился к выходу. Мрачек последовал за ним.
Остановился Брохман у длинного, на полсотню сосков, рукомойника.
– Так, – сказал он. – Выкладывай!
– Я не питаю к вам дурных чувств и не хотел бы, чтобы у нас был другой староста. Да и многие не хотят…
– Без предисловий, – оборвал его Брохман. – Мне наплевать на то, хочешь ты или не хочешь.