Ярослав сел на скамью и, отдавшись обаянию теплой апрельской ночи, стал вслушиваться в тишину. Где-то высоко в темном, беззвездном небе курлыкали журавли. Сначала их голоса звучали явственно, а затем все тише и тише и наконец вовсе замолкли. Слева, в лесочке, беспокойно покрикивали грачи, почуявшие приближение утра. На одном из двух небольших островков, расположенных посреди озера, постукивал движок.
Отсюда, с берега, открывался прекрасный вид на пансион, построенный на возвышенности и окруженный молодым хвойным лесом. Широкая каменная лестница спускалась от главного входа в пансион до самой кромки озера. Когда-то пансион был излюбленным местом отдыха состоятельных пражан. Они съезжались сюда из Праги на субботу и воскресенье ловить рыбу, кататься на лодках, купаться, загорать. Многие семьи снимали комнаты на неделю, на месяц, а то и на весь сезон. А теперь здесь обосновались в качестве постоянных жильцов семьи немцев, бежавших из Германии от участившихся воздушных налетов. Из чехов в пансионе остались только владелец и обслуживающий персонал: слесарь-котельщик, уборщицы, прачки и официанты. Поваров в кухне немцы поставили своих.
Ярослава на должность котельщика пристроил в пансион Ян Блажек; ему пришлось пустить в ход свои связи, использовать свое положение работника бюро по охране правительства протектората.
Много сделал для Лукаша за эти годы Блажек. Еще в тридцать девятом году он изъял фамилию Лукаша, как коммуниста, из всех видов учета в полиции, уничтожил листки прописки на имя Ярослава и Божены. Фамилия Лукаша перестала существовать. Ярослава преследовали не как машиниста Лукаша, а как человека, который встречается с подпольщиками, с руководящими работниками партии, – такой человек, естественно, не мог не попасть в поле зрения гестапо.
Направляя Ярослава в пансион со своим рекомендательным письмом, Блажек снабдил его новыми документами на имя Людвига Благи, убитого неизвестно кем в мюнхенские дни на станции Чоп.
Отдавшись целиком борьбе, Лукаш только в ней черпал свои жизненные силы. О личных удобствах он меньше всего думал. Единственно, что угнетало его, – положение Божены. Появляясь в Праге очень редко, он не видел ее уже несколько месяцев, а приезжать специально для встреч с дочерью не мог.
«Надо терпеть. Настанет день, когда и я смогу открыто пройти по родному городу, – успокаивал себя Лукаш. – Настанет. И он недалек, ветер победы все сильнее дует с востока». Уж кто-кто, а Лукаш дает себе полный отчет в том, что судьбу войны решит восточный фронт, Советская армия. Он помнит, какой гнев охватил чешский народ, когда Германия вероломно напала на Советский Союз, какой огромный боевой подъем был в народе. Тогда на заводах усилился саботаж, начали возникать первые партизанские группы, увеличился приток людей в коммунистическую партию. В ее ряды вливались чехи, поставившие целью своей жизни борьбу с фашистскими захватчиками. В коммунистическую партию вступили десятки, сотни чехов, и Морганек в их числе.