– Не возражаю.
– Если он сам непригоден для дела, то по крайней мере много знает. Лукаш – старый коммунист…
Нерич охотно соглашался с Обермейером… И как бы невзначай бросил:
– Я не против того, чтобы ты сам занялся им.
– Мне, конечно, сделать это удобнее, – улыбнулся Обермейер. – Значит, ты возражать не будешь?
– Нисколько.
Обермейер раскурил сигару и сел в кресло. Теперь oн успокоился. Можно, пожалуй, похвалить друга.
– У тебя политика дальнего прицела, Милаш. Это умно.
Нерич пожал плечами. Он не мог догадаться, куда гнет Обермейер, и не знал, как отнестись к его словам. В таких случаях лучше промолчать.
– Ты, как я вижу, намерен закрепиться здесь прочно, – продолжал Обермейер.
– Надеюсь, это не охладит нашей дружбы, – усмехнулся Нерич.
– Разумеется. Ты и Берту отпустил неспроста.
Они дружно рассмеялись.
– Имеешь в виду взять другую горничную?
– Да.
– Вмешиваться не буду. Но я хочу тебе предложить вот что: женись. И поскорей.
Нерича передернуло.
– Я не совсем понимаю тебя.
Обермейер осторожно положил сигару в пепельницу, зажал руки между коленями.
– Женись на Божене Лукаш. Она представляет для нас немалый и вполне определенный интерес.
В груди у Нерича что-то оборвалось, в глазах потемнело. Может быть, он ослышался? Мориц собирается использовать его чувство в своих интересах, втянуть в эту черную бездну Божену. Какая низость! Подлость! Одна мысль о том, что в душу чуткой, правдивой Божены влезет сапогами такой страшный человек, как Обермейер, и начнет топтать ее волю, – эта мысль привела Нерича в неистовство. Он готов был закричать от обиды и боли.
– Что же ты молчишь? – спросил Обермейер, наблюдая за Неричем.
Тот поднял глаза и сказал как можно спокойнее:
– Не всякое твое желание я готов выполнить.
– Это не мое желание, это приказ штандартенфюрера СС, приказ гестапо.
Тот леденящий страх, который Нерич испытал в памятное утро в отеле «Империал», снова охватил его. Милаш взглянул в стеклянные глаза Обермейера и понял, что сопротивление бесполезно. «Боже, неужели можно пасть еще ниже, чем в тот день?» – мелькнула мысль. И с жалким усилием он произнес:
– Я подумаю.
Обермейер скрестил пальцы и подошел к окну.
– Что же, подумай, женитьба – шаг серьезный. Но смею надеяться, что свадьбу мы сыграем еще в этом месяце.
Нерич встал.
– Ты уходишь? – спросил Мориц.
– Да, – машинально ответил Милаш, – необходимо передать письмо. Я тороплюсь.
Обермейер подошел к столу, выдвинул ящик и, достав пачку денег, заранее приготовленных, протянул Неричу.
– У тебя могут возникнуть непредвиденные расходы.
Милаш густо покраснел. «Покупает Божену, – со стыдом и ужасом подумал он. – Нет уж, это слишком. Никогда!»