Все еще стоя в дверях, он перевел глаза со Степняка на тех, кто ожидал в приемной, и, не то извиняясь, не то объясняя, сказал:
— Четырнадцать лет, с самой демобилизации, не видались, а всю войну проделали вместе…
И ожидавшие загудели, словно одобряя это откровенное нарушение очередности. Степняк шагнул вперед, поддаваясь возникшему полузабытому ощущению дружелюбия и взаимного доверия, которое в те далекие годы было главным в его отношениях с комиссаром, а Задорожный, отступая в кабинет, все повторял: «Рад, рад!» — и, захлопнув створки дверей, крепко обнял Степняка. Он был значительно ниже ростом, чем Илья Васильевич, но раздался в плечах, раздобрел, и рука его, которую взволнованно стиснул бывший «папенька», оказалась гораздо мягче, чем помнилось Степняку.
Потом они сидели на диване и оба одновременно говорили: «А помнишь?..», но при этом Задорожный как-то очень быстро и ловко расспросил обо всем существенном, что произошло за эти годы с Ильей Васильевичем: и о том, где работал, и о том, что они уже давно официально женаты с Надей, и что Надя не работает, а растит сына, и о том, наконец, что Степняк, демобилизовавшись, вышел на пенсию… Но тут Задорожный прервал расспросы и буквально покатился с хохоту:
— Ты? На пенсию! С ума сошел, честное слово! И что же, собираешься на бульварах в шашки играть? Или заведешь дачку с огородом, будешь клубнику разводить? Пенси-о-нер!
Он с такой насмешливостью произнес последнее слово, что Степняк немедленно разозлился и начал повторять все то, против чего всегда сам яростно спорил: поработал, дескать, — и довольно, и правительство, вероятно, лучше знает, зачем дает пенсии таким, как он, и, в конце концов, можно человеку когда-нибудь заняться чтением, ходить в театры и в музеи, и просто отдыхать, и делать то, на что никогда не хватало времени… Задорожный послушал-послушал и махнул рукой:
— Ладно, ладно, ты же сам во все эти сказки не веришь. Я на таких «отдыхающих» уже насмотрелся. И нечего с чужого голоса петь… Здоров, силен — как же ты без работы сможешь?
Степняк, уже остывая, хотел было признаться, что четыре дня отдыха показались ему невыносимо тягостными, но, перехватив взгляд Задорожного, брошенный на часы, опять помрачнел.
— Извини, Сергей Митрофанович, что задержал, — поднимаясь, сказал он и язвительно добавил: — Ты человек деловой, а я бездельник.
Задорожный язвительности как бы не заметил.
— Занятой, верно, люди там ждут, — подтвердил он, мотнув подбородком в сторону двери, — но только разговор наш мы не кончили. Есть у тебя телефон?