Широкая лестница, по которой они поднимались, упиралась в просторную площадку, вся стена которой представляла собой сплошное огромное зеркало. Дальше лестница расходилась двумя полукружиями направо и налево. Зеркало отражало и удваивало количество людей, поднимавшихся снизу, и Степняк, никогда не бывавший здесь, на какую-то долю секунды оторопел, увидев идущих ему навстречу, довольных и оживленных Надю и Маечку. Надя, мельком оглядев себя в этом бездонном зеркале, сделала шаг налево, Маечка — направо. Обе рассмеялись и остановились.
Невидимый радиорупор, из которого доносилась ненавязчивая, тихая музыка, проговорил приветливо и гостеприимно:
— На втором этаже, дорогие гости, вас ждут тайны новогоднего леса… Дед-мороз приглашает вас в свое обиталище!
Снова заиграла музыка.
— Правда, мило? — оборачиваясь к Степняку, спросила Надя и, не дожидаясь ответа, пошла к левому полукружию.
Маечка, весело упорствуя, свернула направо.
— Все равно сейчас там встретимся! — сказал Геннадий Спиридонович и покорно пошел за женой.
Степняк догнал Надю. Она с любопытством всматривалась в лица окружающих.
— Знаменитостей ищешь?
— Ага! — она кивнула. — Интересно, узнаю или нет без грима. А тебе тут нравится?
— Ничего… — Степняк все еще чувствовал себя не в своей тарелке.
— Надо сразу найти наш столик, чтоб потом не путаться, — озабоченно сказала Надя. — И, говорят, тут где-то выставка дружеских шаржей…
Обе лестницы, как и предсказал Геннадий Спиридонович, сливались на второй площадке, от которой сразу начиналась анфилада залов, превращенных на эту ночь в ресторан.
Елки и елочки, убранные с затейливой выдумкой, тянулись по стенам, а возле каждой из них стояло по три уже накрытых столика. Над столиками на шнурах, протянутых поперек зала, спускались шестигранные фонарики из бумаги, освещенные изнутри неяркой лампочкой. На всех гранях фонариков были размашисто, даже коряво, но очень четко и ясно написаны какие-то цифры.
— Ох как умно! — обрадовалась Надя. — Глядите, на пропуске номер — и на фонариках номера.
— У нас — сорок восемь, — развертывая разукрашенный веселым рисунком пропуск, сказала Маечка.
— И у нас.
— Значит, дальше. Здесь номера крупные… Толково придумано, — одобрил Геннадия Спиридонович.
Широкий проход в середине был оставлен для танцев. Громкоговорители, спрятанные не то в глубине елочных ветвей, не то просто в стенах, по-прежнему передавали музыку, то и дело прерывавшуюся для коротких, веселых сообщений.
— Курить можно везде — вентиляция действует безотказно. Сорить нельзя нигде, сорить — безобразно! — извещал любезный, чуть насмешливый голос, и снова возникала музыка.