Марлена опять набирает телефон второй хирургии.
Молчание. То есть, телефон исправно посылает гудки, но никто не берет трубку. Невыносимо!
Открыв стенной шкаф, доктор Ступина с бессмысленной старательностью выстраивает там четвертинки и поллитровки. И коньяк. И портвейн. И список туда же. Пожалуй, надо приколоть кнопкой, чтоб не пропал. Марлена яростно всаживает кнопку в стенку шкафа. Вот так, теперь все. Теперь можно идти.
В коридоре, у столика сестры, она останавливается и небрежно бросает:
— Я иду в первую хирургию, хочу проконсультироваться насчет этого больного… Фельзе. Если будет надо, вызовете меня оттуда.
— Хорошо, — равнодушно говорит сестра и так же равнодушно добавляет: — Но больной Фельзе все еще не уснул. Он очень беспокойный.
— Беспокойный? Чем?
Сестра пожимает плечами.
— Спрашивает, куда ушел врач. Спрашивает, какой ему поставили диагноз. Спрашивает, почему его положили в терапию. Спрашивает, как отсюда звонить по телефону.
— Почему же вы меня не позвали?
— А зачем было вас звать? Болей у него нет. Просто капризничает.
— Интересно, как бы вы капризничали на его месте!
Марлена отходит от столика, оставив сестру в состоянии крайнего негодования. Дверь в палату, где лежит Фельзе, приоткрыта. У его кровати на табуретке сидит тетя Глаша и журчит, журчит тихим, спокойным голосом. До Марлены доносится:
— Не привыкли болеть-то, вот и беспокоитесь. А страшного ничего нет, уж я вижу. Отлежитесь у нас маленько и встанете. Завтра позвоним, кому пожелаете. Навещать вас придут. У нас на этот счет вольготно: хоть каждый день ходи. И халатов не заставляют надевать. Не больница, а чистый дом отдыха…
Невольно улыбнувшись, Марлена подходит к постели. Тетя Глаша, завидев ее, хочет подняться.
— Сидите, сидите, тятя Глаша, я вот тут устроюсь, — Ступина присаживается на краешек кровати. — Уколы сделали? Грелки принесли?
Фельзе кивает.
— А порошок?
— А порошок они под матрац спрятали, — безмятежно сообщает тетя Глаша.
— Витольд Августович!
— Что за порошок? — подозрительно спрашивает Фельзе.
— Легкое снотворное. Вы возбуждены, а вам сейчас важнее всего покой.
— Я не хочу привыкать к наркотикам. Еще рано. — Он вызывающе и гневно смотрит на Марлену.
— Это не наркотик, — спокойно говорит она. — Люди, не употребляющие снотворных, спят от этого порошка, как грудные дети.
— Не успокаивайте меня.
— Я не успокаиваю, а говорю правду.
Фельзе вдруг оживляется.
— Правду? А для чего тогда вы спрашивали меня об аппетите и весе? Почему вы интересовались, не худею ли я последнее время? Вы и на это можете ответить правду?