Авантюристы, комедианты, мэтрессы, лавочники и филистеры - составные части этого романа. Кто его примет близко к сердцу, тот не станет больше читать ни одно романа.
Благодаря герою, евангелие обыденности и деловитости вступает в свои права с опозданием. Театр марионеток в начале книги, заключительная часть напоминает последние часы в парке прекрасной Лили {11}.
Вольтер - один из величайших отрицательных поэтов {12}, которые когда-либо существовали. Его Кандид - это Одиссея. Жаль, что мир его заключался в парижском будуаре. Отличайся он меньшим личным и национальным тщеславием, он был бы чем-либо значительно большим.
Так же и в театре тиранически господствует принцип подражания природе. Согласно этому принципу измеряется ценность актера. Древние и это понимали лучше. У них все более поэтическим.
Наш театр чрезвычайно непоэтический, только оперетта и опера приближаются к поэзии, и то не в отношении актеров, их игры и т. д.
Все чисто комические характеры должны, как в древней комедии, быть ярко и грубо очерчены - тонкие нюансы прозаичны. В сфере поэзии все является более определенным - каждое действие живее и резче бросается в глаза.
Необходимо разнообразие в изображении людей. Только бы не куклы - не так называемые "характеры",- живой, причудливый, непоследовательный, пестрый мир (мифология древних).
Комедия и трагедия очень выигрывают от осторожной символической связи друг с другом и собственно лишь благодаря ей и становятся поэтическими.
Серьезное должно светиться весельем, шутка отсвечивать серьезным.
В Шекспире обязательно чередуются поэзия с антипоэтическим, гармония с дисгармонией, обыденное, низкое, уродливое с романтическим, высокое, прекрасное, действительное с вымыслом: это прямая противоположность греческой трагедии.
Стихи и поэмы Шекспира совершенно сходны с прозой Боккаччо и Сервантеса {13}, также основательны, элегантны, прелестны, педантичны и совершенны.
Говоря о сознательном искусстве, вложенном в произведения Шекспира, Шлегели забывают, что искусство принадлежит природе {14} и что оно есть как бы сама себя созерцающая, самой себе подражающая, сама себя образующая природа. Искусство, порожденное природой, достаточно развитой, разумеется, бесконечно отличается от искусничанья, порожденного рассудком, резонерствующим только духом. Шекспир не был калькулятором, не был ученым, это была могущественная, многоцветная душа, вымыслы и произведения которой, подобно созданиям природы, носят на себе отпечаток мыслящего духа, и в них даже современный проницательный наблюдатель будет находить новые созвучия с бесконечным строением вселенной, связи с позднейшими идеями, родство с высшими силами и чувствами человечества. Они символичны и многомысленны, просты и неисчерпаемы, как создания природы. Ничего бессмысленнее нельзя было бы о них сказать, как то, что это произведения искусства в механическом значении этого слова.