утром вдруг накачавшийся вина весельчак влез через наружные подмостки наверх и стал беспорядочно дергать за веревки увесистых языков. Было несколько десятков рассерженных прихожан, которые проснулись от колокольного звона, автоматически встали и побрели в церковь, как полуживые зомби и оказались в четыре часа утра перед закрытой дверью церкви. Все ворчали и, грозясь выйти из общины, поплелись обратно домой.
На этот раз (церковь была, как и тогда, обнесена наружными подмостками, на которые было легко взобраться) колокола зазвенели задолго до восхода солнца, еще более гулко, чем тогда, но на этот раз проснулся только пономарь и чертыхнулся про себя. Да, верно, вы правильно прочли: он чертыхнулся, пусть даже и в душе. (Больше двух раз Аве-Мария все равно не получилась.) Светало, он оделся и побрел к церкви, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Автоматическая колокольная установка была выключена, тут было все в порядке, наверное, опять кто-то залез наверх. Он взял на всякий случай массивный канделябр с алтаря и исполнил для пробы удар в воздухе. Вооружившись, таким образом, пономарь медленно поднялся вверх по лестнице, но там никого не было видно. На полулежало письмо. Он вскрыл его. Почерк был прямой и строго направлен вверх, по верхним краям он был дрожащим, как будто бы собирался загореться. Пономарь испугался до смерти.
Глубокоуважаемый господин комиссар Еннервайн!
Вначале я подумал о том, чтобы засунуть мое письмо в кошель для сбора денег в церкви — это тоже было бы новшеством в длинной истории мест для оставления признательных писем. Но не хотел портить некоего общего впечатления. До сих пор при наших прежних покушениях мы действовали на высоте, следующее покушение тоже должно состояться высоко наверху, и поэтому такой способ оставления письма мне показался особенно подходящим. И это при том, что я боюсь высоты! Я уже даже лечился от этой «акрофобии», но у меня это не поддается никакому лечению, не помогают ни таблетки, ни терапевтические сеансы, ни висячие канатные парки. (Хотя это не совсем так, с боязнью высоты, но, пожалуй, нам уже не стоит притворяться.) Сейчас самое время прояснить парочку важных пунктов:
1. Нельзя не заметить: и это письмо я написал от руки и положил его в реальное место. Вам не нужно искать в этом какого-то особого смысла, причина очень простая, такой старомодный способ аналоговой коммуникации снова стал самой надежной из всех форм передачи сообщений. E-mail? Интернет? Bluetooth? Мобильник? Тогда у меня за спиной будет штук двадцать ваших специалистов, наступающих друг другу на ноги. Местонахождение всех цифровых устройств можно определить, расшифровать, отследить — дай технические возможности идентифицировать по Интернету отпечатки по байтам и битам становятся все более изощренными, но мне ли вам это говорить. Но почерк, напротив, я могу совершенно классически изменить. У вас вообще есть под рукой графолог или специалист по почеркам? Если есть, то подключите его. И вы увидите: он представит только одно заключение, что этот почерк с вероятностью более чем на девяносто процентов изменен. Фантастический вывод! Но он не продвинет вас ни на шаг!