Долгих в кабинете оказался не в одиночестве. Вместе с ним из-за стола встал худощавый мужчина за пятьдесят. Строгое лицо, заметно тронутый сединой «ежик» и цепкие, льдистые глаза. Все ясно. Видали мы такие.
– Знакомьтесь! – сказал Долгих после обоюдных приветствий. – Это мой давний друг… – слово «друг» он выделил интонацией, тем самым давая понять, встреча неофициальная, – Концевой Константин Константинович.
– Совсем как Рокоссовский! – заметил я.
– Куда мне до Рокоссовского? – улыбнулся Концевой. – Тот маршал.
– А ваше звание? – поинтересовался я.
Концевой обменялся с Долгих взглядами. Тот кивнул.
– Генерал-майор, – ответил Концевой.
– Тоже неплохо, – заметил я и процитировал слова из популярной песенки Хиля: – «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, лучшей работы я вам, сеньоры, не назову!»
Долгих с Концевым заулыбались. Вот и замечательно. Контакт прошел, атмосфера потеплела. Для предстоящего разговора самое то.
– Присаживайтесь, Сергей Александрович! – Долгих указал на стул за приставным столом.
Я последовал приглашению. Принимающая сторона устроилась напротив.
– Вы, наверное, теряетесь в догадках, зачем вас пригласили? – начал Долгих.
– Не теряюсь, – возразил я. – Не бином Ньютона. У вас побывал Александров и рассказал о моем визите. Вам стало интересно: откуда я знал про Чернобыльскую АЭС?
– Не только про нее, – внезапно встрял Концевой. – Про маньяков в КГБ вы писали?
– Я.
– А письмо Чикатило?
– И ему.
– Знаете, что он повесился?
Я кивнул.
– Как узнали?
– Позвонил с почтамта в училище, где он работал. Попросил позвать к телефону Чикатило. Там ответили, что он умер и рассказали как.
– Зачем вы это сделали?
– В моем времени эта сволочь замучила 56 детей.
– Сколько? – ахнул Долгих.
– И что значит, «в моем времени»? – ухватил главное генерал.
– Потому что в реальности мне семьдесят три года, хотя по паспорту – тридцать два. Я умер в 2016 году, прожив не слишком долгую, но весьма насыщенную жизнь. Работал журналистом, писал книги. После смерти мое сознание пожилого человека непонятным образом перенеслось в меня самого, двадцатилетнего. В тот миг я лежал в больнице с производственной травмой, – я коснулся пальцами шрама на лбу. – Как и почему это произошло, я не знаю. Бог ли этому поспособствовал, или неизвестное науке явление, но это случилось. Чем я и воспользовался. Не повторил ошибок, совершенных в прежней жизни. Сочинил несколько хороших книг. В той жизни успеха в литературе я не имел. Здесь получилось. Ну, и с серийными убийцами помог. Чернобыль, опять-таки.