Антонина подчас не знала, когда ждать «гостей», откуда они придут; Ян поддерживал тесные связи с подпольем, соблюдая такую конспирацию, что в итоге никто из скрывавшихся на вилле не догадывался об истинном размахе его деятельности. Например, никому не было известно, что лежит в коробках из-под «Нестле» и «Овалтина», которые время от времени появлялись на кухонной полке над батареей отопления.
Антонина пишет, что Ян иногда говорил совершенно будничным тоном: «У меня в этой коробке мелкие пружинки для лабораторного оборудования. Пожалуйста, не трогай и никуда не убирай. Они могут понадобиться мне в любую минуту».
И никто не удивлялся. Ян постоянно собирал мелкие металлические детали – винтики, шайбы, какие-то непонятные штуковины, – правда, обычно он хранил их у себя в мастерской. Все, кто его знал, считали его хобби весьма странным – возиться с металлическим мусором. И даже Антонина не догадывалась, что он складирует взрыватели для самодельных бомб.
Когда из Института зоологии приехал молодой исследователь и привез бочку удобрений, Ян припрятал ее в зверином госпитале рядом с виллой и время от времени предупреждал мимоходом, что такой-то и такой-то, наверное, зайдут, чтобы взять удобрений для своего сада. Только после войны Антонина узнала, что в бочке на самом деле была C13F, водорастворимая взрывчатка, и что Ян возглавлял ячейку подполья, которая занималась исключительно немецкими поездами: диверсанты набивали взрывчаткой вагонные буксы, и, когда поезд приходил в движение, порошок воспламенялся. (За один месяц в 1943 году они пустили под откос семнадцать поездов и вывели из строя сотню локомотивов.) Антонина не знала и того, что во время войны Ян заражал некоторых свиней глистами, забивал их, делал из зараженного мяса биточки, которые затем с помощью одного восемнадцатилетнего парня, работавшего в армейской столовой, попадали в солдатские бутерброды.
Кроме того, он помогал обустраивать бункеры, жизненно необходимые подземные убежища. В военной Польше слово «бункер» вызывало в воображении не просто траншею, что, возможно, приходит на ум сегодня; это было сырое подземное укрытие с закамуфлированными вентиляционными шахтами и отдушинами, которое, как правило, устраивали на окраине сада или общественного парка. Бункер, где скрывался Эммануэль Рингельблюм, в доме номер восемьдесят один по Груецкой улице, находился под остекленной теплицей в саду, занимал девяносто два квадратных фута и вмещал тридцать восемь человек, спавших на четырнадцати кроватях. Одна из обитательниц бункера, Орна Ягур, которая, в отличие от Рингельблюма, покинула убежище до того, как оно было обнаружено в 1944 году, вспоминала момент, когда в первый раз вдохнула воздух бункера: