«Мне в нос ударила волна горячего спертого воздуха. Снизу поднимался запах плесени, смешанный с запахами пота, заношенной одежды и несъеденной пищи…
Некоторые из обитателей убежища лежали на нарах, скрытые темнотой, остальные сидели за столом. Из-за жары мужчины сидели полураздетыми, в одних только пижамных штанах. Лица у них были бледные, изможденные. В глазах страх и неуверенность, голоса нервные, сдавленные».
И такой бункер считался прекрасным, о нем заботилась семья, обеспечивавшая обитателей нормальной пищей и более чем комфортным укрытием.
В сравнении с этим, жизнь в зоопарке казалась вольготной и безмятежно-счастливой, хотя и довольно нелепой; у членов подполья вилла была обозначена под зашифрованным названием «Дом под безумной звездой», – скорее, огромная кунсткамера, а не вилла, – где счастливчики спасались от ненужного внимания среди толпы эксцентричных людей и животных. Визитеры из города наслаждались видом футуристической виллы и обнимавшим ее громадным парком, раскинувшимся акров на сорок зеленым пространством, где они могли забыть о войне и притвориться, будто выехали на каникулы в деревню. Поскольку все познается в сравнении, «гости», сбежавшие из гетто, считали жизнь на вилле маленьким эдемом, где были и сад, и животные, и по-матерински заботливая женщина, пекущая хлеб.
С наступлением темноты Жабинские, по приказу властей, закрывали окна черной бумагой, однако днем двухэтажная вилла, якобы занятая одной семьей, гудела, словно улей за стеклом. В присутствии всех законных обитателей – хозяев, гувернантки, учительницы, родственников, друзей и домашних животных – то и дело мелькавшие силуэты и странные звуки воспринимались как вполне естественные. Вилла, с броскими высокими окнами, освещенная, словно витрина, окруженная лишь низкими кустиками и несколькими старыми деревьями, была у всех на виду. И Ян нарочно устроил все именно так, напоказ и с толпой народу, придерживаясь аксиомы, что чем больше людей, тем меньше подозрений.
Зачем так много стекла? Вилла была образчиком интернационального архитектурного стиля, требовавшего отказа от национальных культурных традиций и каких-либо разновидностей исторического декора, игнорировавшего особенности климата и геологии. Под влиянием эры машин и футуризма этот стиль тяготел к радикальной простоте, без всяких украшательств, к гладким конструкциям из стекла, бетона и стали. Ведущие архитекторы – Вальтер Гропиус, Людвиг Мис ван дер Роэ, Марсель Бройер, Ле Корбюзье и Филип Джонсон – стремились воплотить идеи честности, прямоты и открытости, создавая прозрачные строения, за которыми нечего было прятать. Об этом говорили и слоганы этого движения: «Украшение – это преступление», «Форма следует за функцией», «Машины для жизни». Полностью противореча нацистской эстетике, превозносившей классическую архитектуру, сам вид модернистской виллы и жизнь на ней были оскорблением идей национал-социализма; и Ян с Антониной делали все так, как диктовал им этот стиль: прозрачно, честно, просто.