— Вы же только в июне поставили этот стог, — сказал я ему. — Зачем так рано его убирать?
— Папа так хочет.
— Смешно в ноябре разбирать новый стог.
— Папа так хочет, — повторил Берт, и оба его глаза, здоровый и тот, другой, уставились на меня с полнейшим равнодушием.
— Затратить столько сил, чтобы поставить его, обвязать, а потом разобрать через пять месяцев…
— Папа так хочет.
Из носа у Берта текло, и он то и дело вытирал его тыльной стороной руки, а руку вытирал о штаны.
— Иди-ка сюда, Берт, — позвал его отец, и парень, взобравшись на стог, встал в том месте, где часть крыши была снята.
Достав нож, он принялся вонзать его в плотно спрессованное сено, при этом держался за ручку двумя руками и раскачивался всем телом, как это делает человек, распиливающий дерево большой пилой. Я слышал, как лезвие ножа с хрустом входит в сухое сено, и звук этот становился все более глухим, по мере того как нож глубже проникал внутрь.
— Клод будет стрелять, когда крысы побегут.
Мужчина с юношей замерли и посмотрели через дорогу на Клода, который стоял с ружьем в руках, прислонившись к красной бензоколонке.
— Скажи ему, чтобы убрал это свое чертово ружье, — сказал Рамминс.
— Он хороший стрелок. Вас не заденет.
— Никому не дозволю палить по крысам, когда я рядом стою, какой бы тут хороший стрелок ни был.
— Вы его обижаете.
— Скажи ему, чтобы убрал свою пукалку, — медленно и зло проговорил Рамминс. — Собака или палки — это еще ладно, но с ружьями тут делать нечего.
Двое на стоге смотрели, как Клод делает то, что ему было сказано, потом молча продолжили работу. Скоро Берт спустился в повозку, вытянул обеими руками плотно спрессованный брикет из стога и аккуратно положил его рядом с собой.
Из-под стога выскочила серо-черная крыса с длинным хвостом.
— Крыса, — сказал я.
— Убей ее, — сказал Рамминс. — Возьми же палку и убей ее.
Поднялась тревога, и крысы, жирные и длиннотелые, принялись выбегать быстрее: по одной-две каждую минуту. Пробегая под изгородью, они низко прижимались к земле. Лошадь, завидев какую-нибудь из них, всякий раз дергала ушами и провожала ее тревожным взглядом, вращая глазами.
Берт взобрался на вершину стога и принялся вырезать следующий брикет. Неожиданно он замер, поколебался с секунду в нерешительности, потом снова стал резать, но на этот раз очень осторожно, и теперь я услышал совсем новый звук, приглушенный режущий звук, когда нож заскрежетал обо что-то твердое.
Берт вытащил нож и осмотрел лезвие, ощупав его пальцем. Потом снова осторожно вставил его в разрез, нащупывая твердый предмет, и опять, едва он сделал пилящее движение, как раздался скрежет.