Сергей стоял перед ним как нашкодивший ребёнок. Он был поражён, с какой лёгкостью капитан нашёл в себе силы и взял ситуацию под контроль.
— Да хоть на кол сажайте, — устало проговорил он, — я всё равно к газете отношения не имею.
— И на кол тоже посадим, всему своё время, — капитан Харт оторвался от стола и прошёлся по комнате. — Как говорится, устроим вам все тридцать три удовольствия.
Офицер взглянул на солдата, всё ещё жавшегося к стене и глядевшего на Крутоярова безумными глазами. Прикрикнул на него, и тот, с опаской подобрав карабин, бочком вышел в коридор.
— А если я покажу вам, где находится печатный станок? — спросил Крутой.
Глаза капитана Харта азартно заблестели.
— Буду честен. Жизнь я вам обещать не могу. Вас убьют. Но убьют быстро и небольно. Это война, здесь должен быть только один победитель и только один проигравший.
— Одно условие. Верните мои часы и одежду. И я покажу вам, где спрятан станок.
Капитан усмехнулся:
— А зачем они вам? Жить вам осталось недолго.
— Ну, часы мне просто дороги как память. А вот если вы не хотите, чтобы я околел раньше, чем покажу, где находится станок, то верните мои тёплые вещи.
— Разумно, — ответил Харт и снова кликнул солдата.
Через некоторое время Сергею вернули и унты, и бушлат, и даже часы. Воин, принёсший вещи, был очень недоволен — видно, что отрывает от сердца, мародёр чёртов.
Теперь оставалось только надеяться на то, что ему удастся сквозануть от них. По крайней мере, сейчас они его убивать не собираются, и пока типографию не нашли, то возможно, он будет жить. Именно поэтому решил пока не переубеждать капитана. Хочет тот думать, что русский — книгопечатник, ну, и пусть себе думает. А вот убежать от них будет не просто. Фашисты только в старых военных фильмах все сплошь идиоты. Нет, они не дураки. А уж офицер гестапо и вовсе умный человек, хоть и сволочь. Такого просто так, на дурика не проведёшь. Скорее, сам тебя обует, как лоха.
— Значит, решили выбрать лёгкую смерть? — спросил гестаповец.
Крутояров молча кивнул и опустил голову. Он прислушался к своему телу. Вроде начинал отходить. Не в идеальной форме, конечно, но двигаться свободно уже сможет. Да и кости не так болят, как совсем недавно. А вот с «механикой» снова беда. Опять перенервничал, и чувства заглохли. Теперь он даже зажигалкой щёлкнуть не сможет.
— Поехали? — спросил Харт и протянул пленнику блестящую пачку — Сигарету?
— Нет, спасибо. Накурился. Не знаю, как вы вообще такую гадость курите.
— В Германии с сигаретами туго, — заметил офицер. — Антитабачная кампания. Так что приходится курить то, что есть. «Не он её, а она жрёт его».