— Знать бы, откуда у Крутоярова эта листовка оказалась, — задумчиво сказал Игорь Иванович.
Он взялся за дневник. Дневник был начат в сорок первом году. Двадцать третьего июня. Дневник, это, конечно, хорошо, но не то, совсем не то, чего хотел Игорь Иванович. Он верил, что Беляев обладал даром провидения, и только рукопись, о которой говорил отец, могла это доказать.
Он пролистал несколько страниц. Лето 41-го, оккупация Пушкина, осень, суровая зима 1941–42 года. Февраль… Март…
Игорь Иванович вскинул голову. Какой ещё февраль? Какой март? Ведь Беляев умер в январе!
Он лихорадочно перевернул несколько страниц. Сталинградская битва, битва на Курской Дуге, форсирование Днепра, освобождение территории СССР, шествие по Европе, разбитый Берлин и красный стяг над Рейхстагом. Всё это было написано в виде дневниковых записей, до января 1942 года повествование от имени писателя, а потом уже как-то отстранённо. А ведь и правда, пророком он был.
— А ведь достал Крутояров рукопись, — Игорь Иванович закурил сигарету. — Надо его мать найти, деньги ей передать.
Поднялся, открыл бар, взял бутылку «жатецкого». Ему стало тоскливо. Он понимал, что матери Крутоярова деньгами не помочь, сына не вернёшь.
Открыл пиво, сделал глоток и стал вдумчиво читать рукопись. И вдруг в телефоне Крутоярова сработал будильник, голос солиста «Агаты Кристи» вынес вердикт:
Там где подвиг там и смерть
Вариантов сука нет
Вариантов сука ноль
Кто-то предал
Кто-то свой.