— Теперь я летаю туда и сюда.
— Как это? — терпеливо спросила Хеге.
— Так.
Маттис провел в воздухе пальцем в том направлении, в каком тянул вальдшнеп.
Хеге собиралась приняться за работу. Она вечно спешила. Маттису хотелось поделиться с ней тем, что переполняло его, но Хеге в своей слепоте не видела этого.
— Подожди, Хеге, еще много всего.
— Давай быстрее.
— О некоторых вещах ты почти ничего не знаешь.
Он сказал это мягко и немного испуганно: все-таки он говорил с одной из умных.
— Ну так объясни, — попросила Хеге.
— Летаю туда и сюда, — сказал он. — Пока ты спишь. Каждую ночь, — закончил он.
Теперь она глядела на него как на взрослого и вдруг сказала одну странную вещь:
— Хорошо, что у тебя это есть. Я этим похвастаться не могу.
Она стояла не шевелясь и уже не спешила к своим сложным цветам с восемью лепестками. Сегодня и она услышала нечто такое, что остановило ее.
— А как же ты без этого? — спросил он и допустил ошибку.
Настроение исчезло. Хеге замкнулась, хотя сама и была виновата.
А в Маттисе все бурлило и пело: мы с вальдшнепом! Он не мог не пройтись через лесок, над которым тянулась невидимая в небе полоска. Отныне это был его путь, путь, на котором его ждала радость. И опять надежда не обманула его — вскоре он был вынужден остановиться.
Ты — это ты, сказало в нем что-то, — во всяком случае, так ему послышалось.
Это было сказано на птичьем языке. Птичьими письменами.
Он стоял возле высохшей лужи как раз под тем местом, где тянул вальдшнеп. Стоял словно завороженный. И читал адресованное ему послание, иначе это нельзя было назвать.
На гладком буром дне высохшей лужи были видны отпечатки птичьих лапок, кроме них, в сырой земле виднелось множество круглых глубоких дырочек. Здесь ходил вальдшнеп. Дырочки — это следы от его клюва, которым он вытаскивал из почвы что-то съедобное, а иногда просто писал на земле.
Маттис нагнулся и читал то, что было написано. Всматривался в легкие танцующие следы. Вот он какой легкий и красивый, мой вальдшнеп, думал Маттис. Вот как легко ступает он по болоту, когда устает от неба.
Ты — это ты, было написано на земле.
Словно приветствие.
Маттис нашел палочку и на свободном кусочке бурой земли написал ответ. Писать обычными буквами он не мог, ведь это было адресовано вальдшнепу, Маттис тоже писал на птичьем языке.
Вальдшнеп прочтет его письмо, когда прилетит сюда в следующий раз. Здесь хожу только я, значит, только я и мог это написать.
Крутом было тихо и таинственно. Лучшего места для свидания быть не могло. Крохотное болотце окружали высокие деревья; проникая на прогалину, солнце щедро заливало и сушило почву для танцев тех, кто был так пуглив и легок.