– Вы работали на Аллу!
– Работал? Скажем так, у нас было совпадение интересов.
– Она платила вам?
– Ну, вы знаете: фрустрация, идентификация, фиксация и реализация – где мое Я, в конце концов. Я имею в виду, зонтик без дождя вы открывать не стали бы!?
Ирина отчего-то посмотрела на сложенные в корзинке в углу, давно никому не нужные зонтики.
– А ведь признайтесь сейчас начистоту! Помыслили хотя бы раз? Порой мысли от действий не отличишь. Оно так и называется у нас – умысел.
Ирина резко бросила:
– Перестаньте морочить мне голову!
Николай Андреевич продолжил:
– Страх перед свободой – это всего лишь одна из форм осознания ее. Вопрос в том: каким образом бессознательное становится сознательным. Отпустите узду! Дайте волю своей лошади! Пусть она ведет вас сама, куда хочет! Милочка, вам нужно на свежий воздух. Прочь из города.
– Я не могу.
– Ах да, конечно – Паша! Он держит вас здесь в духоте – не дает освободиться. Держит сильнее жизни, даже сильнее смерти. А я знаю, что вам надо.
– Что мне надо?
Николай Андреевич засмеялся, вспомнив что-то.
– Вам будет смешно. По долгу службы мне доводилось бывать в Афганистане. Вот где, доложу я вам, настоящее царство… – Он в затруднении пощелкал пальцами перед собой, будто отпугивал мух. – Царство не мудрости, но царство Смерти и Терпения. На все один ответ – Вечность. Так вот на местном наречии паша означает муха. А там такие мухи – корову убить могут. Смешно?
– Что именно из этого должно быть смешно?
– А что хотите! Выбирайте!
Николай Андреевич вздохнул:
– Ребенок без конца требует, чтобы ему всегда повторяли одну и ту же сказку и всегда точь-в-точь без пропусков. И весь принцип получения удовольствия от сказки для него в том, чтобы сказка повторялась без малейших изменений. Ребенок зорко следит, чтобы этих изменений в сказке не было… Влечение к смерти, к своей смерти, очень уж часто предполагает влечение к смерти чужой. И да… Последнее: будьте уж реалистичны – это не девятнадцатый век, не Достоевский. Наказания не будет!
Дверь тихо закрылась за ним. И сразу же зазвонил телефон.
– Сейчас, сейчас, – сказала себе Ирина, дотягиваясь до мобильника на кресле.
– Иришечка… – Голос хлюпает. Мадам.
«Что там у нее? Разве там, в ее доме, в этом округлом благополучии, может что-нибудь случиться?» – Ирина подумала это почти с досадой.
– Что у тебя такой голос? Простыла? Ты где?
– Иришечка, я на даче, а его там у вас увезли.
– Кого?!
– Стешеньку.
– Куда увезли?
– В морг забрали. Умер он. – Мадам заплакала. Видно, уже давно плакала и слезы стоят у самых глаз. – Убить меня мало. Лучше бы я сама сдохла. На дачу с Женькой завалились. Уговорил меня гад, сволочь. На свежем воздухе я тебя знаешь как… Вот чувствовала: не надо ехать. А Женька улестил. У меня все лицо поплыло. Старухой сделалась сразу. Стешенька мой без меня умер!