Гелфан возьмет отгул и без лишних вопросов проторчит завтра перед домом Хорн хоть до самого вечера, не спуская с нее глаз. Моему шефу пока не обязательно знать, что я подозреваю девчонку хоть в чем-то.
В последние полгода я возвращался в свой пустой дом без особой охоты. Уитчерч район для семей с детьми и здесь мне было особенно фигово. Мне не стоило сюда переезжать.
Нужно было снять жилье где-нибудь в центре города в многоквартирном доме, там, по крайней мере, не знаешь, кто твои соседи, как они выглядят, что едят и о чем думают. И я бы не привлекал излишнего интереса к себе.
На Бишоп-роуд обо мне ходили черт знает какие слухи. Все разведенные дочери Евы Уитчерча в первое время таскались к моему дому познакомиться с новым жильцом. Я даже иной раз боялся выйти за почтой в свой такой редкий выходной день, чтобы не натолкнутся на сочувствующий и ожидающий взгляд одной из них. В конце концов, я отгородился от всех соседей равнодушными кивками при приветствии и все любопытство к моей персоне постепенно сошло на нет. Уезжал я всегда рано, а возвращался специально поздно.
Дом встретил привычной пустотой. Я вошел в гостиную, бросил ключи и влажную парку на стол, вытащил пистолет из кобуры и устало опустился на диван. У меня не хватало сил и желания подняться на второй этаж в спальню, да и черт с ним, буду спать здесь. В конце концов, какая кому разница.
Проснулся я через час. От неудобного дивана затекла шея, забытая плечевая оперативка больно врезалась в лопатки.
По правде я рассчитывал, что после такого насыщенного дня просплю до утра, как убитый, но, по-видимому, ошибся.
Тяжело встав с дивана, кое-как доплелся до кухни, включил свет, достал початую бутылку из шкафчика и чистый стакан. Неразбавленный односолодовый виски привычно обжег горло. Завтра наверняка у меня будет помятый вид, как у алкаша после запоя и все на работе будут понимающе переглядываться за спиной. Меня уже давно перестали донимать расспросами по поводу все ли в порядке. Для всех я был нелюдимый псих, который орет на подчиненных часто абсолютно без повода, хлещет по виски, ходит вечно небритый в помятой одежде, но работу свою выполняет пока еще совсем не плохо, тем может и держится.
Вернувшись понуро на свой горячо любимый диван в гостиной, сел и задумался. Я могу часами сидеть здесь и смотреть, как ночь постепенно перетекает в утро. За окном струится черное постепенно становясь серым, разбавляя абсолютный мрак в комнате. Я не замечаю ни красноватых отблесков восходящего солнца, ни яркое голубоватое свечение утреннего неба, только черное и серое. В доме бездушная тишина, которую изредка прерывает звяканье горлышка бутылки о край стакана или щелчок зажигалки.