– Мне понравилась ваша пьеса, – сказала мама.
В ответ мистер Казамонака торжественно свинтил крышку с невидимой банки. Мама услышала цокот каблуков и металлическое шуршание. Вбежала бабушка без крылышек, придерживая рукой съехавшую набекрень корону. Миссис Аутколт выпрямилась, все остальные посторонились и поглядели на бабушку, только мистер Казамонака вроде бы ничего не заметил. Мама стремительно вскочила. Кровь барабанила пальцами в ушах.
– Извини, мам, – сказала моя мама. Эти слова были первыми, что пришли ей в голову.
Она подбежала к матери, и та прохладными голыми руками зажала ее шею в клещи. Объятье вышло неловкое, но искреннее. Мамин взгляд невольно скользнул к обоям с их тысячами оскаленных длинноухих рож, и бабушка, даже не поворачиваясь, поняла, чтó она видит.
– Не нужно смотреть, – сказала она.
И мама отвернулась от обоев, чтобы никогда больше на них не глядеть.
* * *
– Вы были в тюрьме, – сказал доктор Медвед.
– Уолкилл.
– За нападение.
Дед понимал, что до конца жизни должен будет время от времени объяснять, где был между августом пятьдесят седьмого и сентябрем пятьдесят восьмого. Он решил, что будет отвечать лишь на прямой вопрос людям, имеющим разумное право спросить. Работодателям, безусловно; хотя в нынешней ситуации и говорить ничего не требовалось, поскольку Сэм Шейбон ударил с ним по рукам еще в тюрьме и все обстоятельства наверняка знал от директора. Бабушке, если она спросит, он расскажет, как сидел, а не спросит, так и хорошо. Что до мамы, от ее вопроса: «Как было в тюрьме?» (один из немногих, заданных внезапно по пути из Нью-Йорка) – он отделался односложным: «Занятно», и она вроде бы удовлетворилась ответом или, согласно ее версии, вынуждена была удовлетвориться. В остальном дед прикинул, что от сегодняшнего дня до смерти ему предстоит не меньше трех раз объяснять, за что он попал в тюрьму, и установил верхний лимит в пять. Одну из этих возможностей он решил потратить прямо сейчас.
– Я напал на человека. Своего начальника. Пытался задушить его телефонным проводом.
– Ясно. А чем он это заслужил?
– Ничем, насколько я знаю, – ответил дед.
– Ха! А чем спровоцировал?
– Меня уволили.
– А.
– Накануне она первый раз попыталась сжечь дерево. Я был… вы понимаете. В расстроенных чувствах.
– Оттого что она попыталась сжечь дерево. После почти года…
– Почти двух лет.
– …в течение которых казалась почти здоровой. Галлюцинации исчезли.
– Да. Только, оглядываясь назад, я понял… я осознал, что они… Это все время присутствовало. Просто мы как-то ухитрялись этого не замечать.