Фосетт, как и многие другие викторианские первопроходцы, был своего рода профессиональным дилетантом: будучи географом-самоучкой и археологом-самоучкой, он был еще и талантливым художником (его рисунки тушью выставлялись в Королевской академии искусств) и судостроителем (в свое время он запатентовал так называемую «ихтоидную кривую», благодаря которой скорость кораблей могла увеличиваться на целые узлы). Несмотря на свой интерес к морю, в письме к жене Нине (своему самому преданному стороннику и вдобавок публичному представителю в то время, когда он бывал в отлучке) он сообщает, что нашел пароход «Вобан» и само плавание «скучным»: единственное, чего ему хотелось, – оказаться в джунглях.
Между тем Джек и Рэли с энтузиазмом принялись исследовать роскошное убранство судна. За одним поворотом оказался салон со сводчатым потолком и мраморными колоннами. За другим – столовая, где столы были устланы белыми скатертями и официанты в строгих черных костюмах разносили баранину на ребрышках и разливали вино из графинов, а рядом играл оркестр. На корабле имелся даже гимнастический зал, где молодые люди могли потренироваться, готовясь к экспедиции.
Джек и Рэли уже не были двумя безвестными парнями: они являлись, если верить газетным хвалам, «отважными», «несгибаемыми англичанами», и каждый из них был вылитый сэр Ланселот. Они встречали солидных господ, которые приглашали их присесть к ним за столик, и женщин с длинными сигаретами, которые одаряли их, как выражался полковник Фосетт, «взглядами, исполненными откровенного бесстыдства». Судя по всему, Джек толком не знал, как себя вести с женщинами: похоже, для него они были такими же таинственными и далекими, как город Z. Однако Рэли скоро пустился флиртовать с одной девицей, наверняка хвастаясь перед ней своими грядущими приключениями.
Фосетт понимал, что для Джека и Рэли эта экспедиция – по-прежнему всего лишь нечто умозрительное. В Нью-Йорке молодые люди в полной мере вкусили славы: взять хотя бы проживание в отеле «Уолдорф-Астория», где в последний вечер солидные господа и ученые со всего города и окрестностей устроили в Золотом зале особый прием, чтобы пожелать им счастливого пути; или тосты, провозглашавшиеся в их честь в Походном клубе[6] и в Национальном клубе искусств; или остановку на острове Эллис (чиновник иммиграционной службы сделал пометку, что никто в их отряде не был ни «атеистом», ни «многоженцем», ни «анархистом», ни «испорченной личностью»[7]); или кинематографы, где Джек пропадал днями и ночами.
Тогда как Фосетт вырабатывал выносливость постепенно, за долгие годы странствий, Джеку и Рэли предстояло обрести все нужные качества в одночасье. Однако Фосетт не сомневался, что им это удастся. В дневнике он писал, что Джек подходит ему «по всем статьям», и предсказывал: «Он молод и приспособится к чему угодно, несколько месяцев похода дадут ему нужную закалку. Если он пойдет в меня, к нему не прилипнет никакая зараза… а на крайний случай у него есть мужество». Фосетт был уверен и в Рэли, который смотрел на Джека почти таким же горящим взором, как сам Джек – на своего отца. «Рэли последует за ним повсюду», – замечал он.