– Дипломаты или члены правительства, – угрюмо произносит Муаид.
После того как они съехали на боковую полосу, водителям уже очень тяжело вернуться на полосу быстрого движения. На дороге начинается толчея.
– Ты смотри, он в него въедет! – кричит Марыся, показывая пальцем на большой пикап, который, пробивая себе дорогу, таранит частную «короллу» перед собой. – Пихает его!
Машины стараются смять друг друга. Все вокруг трещит и скрежещет.
– Через минуту спровоцируют крушение. Разобьются, дебилы! – Муаид не выдерживает, вначале резко тормозит, а потом прибавляет газу, въезжая между двумя уже недвижимыми машинами. Мчится как бешеный по гравийной обочине, а из-под колес вылетают мелкие камешки и пыль. Резко минует растущий у дороги высохший куст, удаляясь еще больше от главной дороги.
– Святая Мария, Муаид! – Дорота одной рукой хватается за поручень над головой, а другой – за сиденье. Марыся упирается ногами в днище.
– Insz Allach, это была хорошая мысль. – Мужчина сосредоточен и не реагирует на сильный испуг женщин.
Через пару километров он видит брешь между едущим транспортом и на всей скорости влетает в нее, продираясь на полосу быстрого движения. Слышны только визг колес и гудки клаксонов.
– У нас еще два часа, – довольно усмехается он. – Sza’а Allach, нам удалось.
– Хотя бы, этим пробкам нет конца. – Дорота предпочитает не хвалить день до вечера. Перед ними стоит колонна автомобилей, которые не двигаются. – Как всегда, из четырех полос сделали семь, едут плечо к плечу. Я уже хочу отсюда выбраться. Боже, помоги нам!
– Не знал, что ты такая религиозная. – Муаид удивляется, что женщина постоянно взывает к Богу. – Раньше, кажется, не была.
– Люди меняются. Если прошла через пекло и из него вышла, так нужно кому-то за это сказать спасибо. Кроме того, мой муж из очень верующей семьи. Это никому еще не навредило, правда, Марыся?
– Ага. – Дочь, похоже, не интересуется ни тем, что происходит вокруг, ни их разговором. Она размышляет над своей судьбой, страдает от мысли, что оставила Рашида и, возможно, уже никогда его не увидит. Ей хочется плакать, но она вынуждена глотать слезы, потому что ей нельзя выказывать это грешное чувство. Она замужем. Это еще больше ее мучит, а может, то, что Хамид не позвонил, хотя наверняка у него есть сотовая связь.
Через час они доезжают до поста национальной гвардии. Здесь охраняют порядок уже отборные солдаты. Все в чистых, выглаженных мундирах. Их обувь и броня блестят, а на головах – конфедератки. Очень тщательно обыскивают каждый автомобиль, как будто надеются найти бомбу или антиправительственные брошюры. А ведь все проезжающие хотят всего лишь добраться до аэропорта и сбежать отсюда. Дорота, нервничая, покрывается испариной, Муаид глубоко вздыхает.