– Ahlan[73], Хадиджа, – слышит она за спиной голос подруги. – Куда ты так спешишь? Будут гости к обеду?
– Почему наша шумная Эз-Завия выглядит сегодня так, как будто город вымер? Что происходит? Я не хочу ни во что вляпываться, я обывательница, а не какая-нибудь мятежница.
– Ты что, сдурела?! – Подруга прикладывает палец к губам собеседницы. – Эти слова даже произносить нельзя. Покупай что надо, а потом пойдем ко мне на кофе, я тебе все объясню. Одно знаю наверняка, – шепчет женщина Хадидже на ухо, – если будут бои, то за нефтеперерабатывающий завод или терминал, а не за разваливающиеся от старости дома. У меня самое безопасное место наблюдения под солнцем, так как находится, – она строит забавную рожицу, – в изъеденной грибком съемной квартире у самого базарчика в нашей чудесной местности. Спасибо Аллаху, оно не является ни местом демонстраций, ни борьбы. И прежде всего рассчитано на множество гражданских лиц!
Она хватает подругу под руку и после того, как та заплатила в кассе, тянет ее к выходу.
– Где припарковалась?
– У площади, около мечети, – отвечает удивленно Хадиджа. – А что?
– Береженого Бог бережет. Припаркуйся лучше за моим домом. Там наверняка найдется место около мусорного бака, где такое же количество отходов, как и крыс, – смеется она. – Жду тебя. Дети еще только через два часа выходят из школы, значит, у нас есть немного времени для себя.
– Но…
– Никаких «но», у тебя всегда не хватает времени. Ты всю себя отдала семье. Подумай немного о своих удовольствиях.
Хадиджа не хочет обидеть подругу и объяснять ей, что лучшие моменты ее жизни связаны именно с семейным очагом и на самом деле ничего другого ей для счастья не нужно. Семья – это ее мир, опора, радость и рай на земле.
– Кофе готов.
Фавзия вносит кофейник, две чашки, два стакана с холодной водой и блюдце с купленными ею пирожными.
– Может, выпьем на балконе? У нас будут прекрасные места для слежения, а нас никто не увидит. Мы сидим себе за ширмой из плюща. Смотри, какой приятный уголок я устроила, – хвастается она гордо, ставя напиток на металлический столик, покрытый светлой вышитой скатертью. – Сейчас здесь даже обедаем.
– Конечно… – Хадиджа странно взволнована, ей хочется побыстрее оказаться в собственном доме.
– Нам не хватает пространства, сада, пустыни, – жалуется подруга, – потому что в нас, ливийцах, по-прежнему течет кровь бедуинов или берберов. Не удается этого скрыть.
Через пятнадцать минут, которые для гостьи длились, как вечность, Хадиджа поднимается и направляется к выходу.
– Тебя не переделать, – смеется, провожая ее, Фавзия. – Тебя не удается пригласить одну, нужно сразу с парнем и всей крикливой детворой.