– Под утро Амира пришла в себя, чтобы тут же умереть. После ее смерти Хамид с матерью возвратились домой, каждый пошел в свою комнату. Сломленная женщина не выходила из этого помещения весь следующий день.
Все женщины одновременно осматриваются вокруг, как если бы должны были увидеть духа.
– Дверь была закрыта на ключ, – приглушенным голосом продолжает Марыся, ежась. – После того как дверь выбили, нашли ее в ванной. Она совершила суицид. Хамид не мог простить себе, что оставил ее одну. Буквально за пару лет он утратил всех ближайших родственников.
– Бедный парнишка. – Дорота не может сдержать слез, а лицо Дарьи бледнеет от жалости.
– Чтобы продержаться в этот трудный период, он решил выехать в Йемен и посвятить себя работе, больше благотворительной, чем прибыльной.
– Что-то мне расхотелось смотреть эти фотографии, – признается мать. – Какая трагическая история!
– Это как если к кому-то в семейный склеп входили бы в грязной обуви, – точно подмечает сестра.
– Посмотрим, по крайней мере, один альбом. Смотрите, они подписаны. На этом – наклейка с именем Хамида, значит, можно посмотреть, правда?
– О’кей, давай. Может, настроение улучшится.
Дарья открывает альбом и сразу смеется над фотографией, на которой изображен арабский парень в саубе, едущий на маленьком белом верблюжонке.
– У нас делают памятные фотографии на ослике, пони, а здесь… по-другому.
Дорота тоже улыбается.
– Смотри, каким он был красивым ребенком, – гордо говорит Марыся.
– Сейчас тоже все при нем, – бросает комплимент Дорота.
– Чертовски красив! – вырывается у сестры, и она сразу заливается краской по уши.
– Ты у меня его, часом, не собираешься отбить? – Ревнивая молодая женушка с кривой усмешкой грозит Дарье пальцем. – Я больше арабская, чем польская жена, и за такой номер могла бы тебе тупым ножом перерезать горло, моя маленькая любимая сестра.
Девушки катаются по ковру, изображая драку, а счастливая мать смотрит на них с любовью.
– Эй, а с кем он на этом снимке? – прерывает Дорота игру.
– О, черт! Вставила бы в рамку! – ехидно восклицает Дарья.
На фотографии – улыбающийся, может, трехлетний Хамид, который сидит на коленях всем известного Усамы бен Ладена. Волосы мальчика вьются, как серпантин, одет он в темно-синюю с белым матроску. Выглядит он как красивая игрушечка.
– Он утверждал, что никогда его лично не знал, – шепчет мать, внимательно глядя старшей дочери в глаза.
– Может, не помнит об этом случае, он был еще малышом, – защищает его жена.
– Угу, – коротко говорит Дорота и поджимает губы.
Женщины медленно листают страницы, опасаясь, что найдут что-то, о чем не хотели бы знать.