– Но почему…
– Атака, к нам вот-вот начнут свозить тяжелораненых. Хорошо, что вы доставили ее до этого. Через минуту здесь будет наплыв. Для девушки, которая находится в таком тяжелом состоянии, лучше лежать в тишине и спокойствии, а не в отделении, где такое движение, как в дворцовой приемной. Военные отважны только на поле битвы, а в больнице часто ревут, как животные, которых режут.
– Может, ты права, – соглашается с ней молодая горячая женщина, понимая, что врачи приняли правильное решение.
– Скажи мне только одно, Мириам, – после паузы спрашивает украинка. – Где это случилось? Ее спина всего лишь за неполные сутки начала гнить, и воспаление охватило весь организм.
– Взрыв был в сарае, значит, раны грязные, – поясняет Марыся. – А потом она упала спиной на утоптанную землю двора, на котором было немало помета животных. Мы старались ее обмыть, но знаешь, как бывает, когда близкий человек кричит и стонет от боли. Ты не делаешь это тщательно, потому что сочувствуешь и не хочешь причинять еще бо́льшую боль.
– Понимаю, – соглашается Зина, кивая в ответ. – Как будто в дерьмо попала, поэтому будет крайне тяжело! Остается только рассчитывать на ее крепкий организм. Я тут антибиотики стащила, – при этих словах она с таинственным видом прикладывает палец к губам и оглядывается вокруг, – но хватит всего на три дня. Должны помочь.
– Может, внимательно поискать среди остатков той доставки, что на мине подорвалась? – приходит Марысе в голову гениальная мысль. Она во что бы то ни стало хочет спасти подруге жизнь. – Ведь было же там оборудование для больницы и медикаменты.
– Да, да. – Зина горько улыбается. – Все уже разграбили на всякий пожарный случай. Нам привезли две коробки с медикаментами, названия которых и применения не знают. А там ничего существенного нет, вот как!
– А кто это сделал? – Дорота и Марыся не могут не удивляться. – Наемники?
– Свои, горцы. Хотят быть независимыми, изумляются, что когда привозят кого-нибудь из своих в клинику, то он почти всегда уже холодный. Вот какая жизнь, – вздыхает опытная медсестра. – Доротка, перед войной выпьем водки, а закусим огурцом? – предлагает она польской подруге по-русски.
– Ну давай, – элегантная женщина, грустно улыбаясь, соглашается, а у дочки отваливается челюсть. Ее мама тоже изменилась под влиянием экстремальных испытаний.
– Так я пойду к больной и посижу с ней. Встретимся дома.
Марыся направляется в родильное отделение.
Она без труда находит маленькую отдельную палату, видимо предназначенную для женщин из элиты этого региона. В ней есть и телевизор, и ванная. Нетипично для общественной ливийской больницы в провинции. Голая Айша лежит на животе под шатром из марли. Немыслимо было бы одеть ее во что-нибудь. Лодыжки, бедра, ягодицы и вся спина у девушки представляют живую рану. Кое-где торчат швы, а девяносто процентов поверхности обожжено. Обгоревшие струпья сняли, и все продезинфицировали антисептическим средством. Резкая вонь щиплет глаза. Под шатром страшно душно и воняет потом и гнилью, которая медленно охватывает все ее молодое и еще вчера такое сильное тело. Марыся старается охладить пылающее жаром тело подруги, протирая его каждую минуту влажным полотенцем, смоченным в прохладной воде. У самой уже окоченели руки, но Айша горит от высокой температуры. На улице смеркается. Состояние больной ухудшается. Когда волонтерка тихонечко встает и решает идти за помощью и выпросить какое-нибудь лекарство, беспомощно лежащая больная широко открывает глаза. Вначале бессмысленно смотрит вокруг, но через минуту сосредоточивается на лице подруги.