Уже близок был последний предел обитаемой местности. Все кругом стало угрюмым, мрачным, зловещим. Торопливо и осторожно он шел мимо плоских или горбатых прямоугольников большого артиллерийского парка, целого города, где угольно-черными тенями вздымались вокруг штабеля орудийных снарядов, окрашенных желтой и красной краской, или пирамиды черных мин; их привезли с запада, и вереницы гулко пыхтевших грузовиков доставили их сюда в часы полной тьмы, не озаренные ни солнечным, ни лунным светом. Да и под покровом почвы на протяжении нескольких гектаров были вырыты подземные склады, тоже доверху набитые этими слепыми пособниками смерти. А немного поодаль из сплошного, черного, словно антрацитового мрака высовывался ствол огромной пушки, возвышаясь над всем простором равнины четким черным силуэтом, настороженно уставившим вдаль широкий зияющий глаз.
Человеку, впервые в жизни узнавшему счастье, не понравилось такое зрелище, но вскоре он вновь взыграл духом.
Затем потянулся другой фантастический город — скопище тыловых служб. Ровные ряды палаток, проходы, улицы, площади, бараки, штабные канцелярии, управления, почтовые отделения на колесах, вещевые склады, где лежали в темноте стиснутые в плотные пачки, как тюки прессованного сена, новенькие «предметы обмундирования» на сто тысяч человек; низкие огромные бараки полевых госпиталей, похожие на гробы для целых армий; кладбище с целым лесом некрашеных крестов, раскинувших руки над солдатскими могилами. Непрерывная сутолока, ругань, гул, стук колес военных повозок, громыханье грузовиков, патрули… Несомненно, что-то готовилось: в воздухе пахло бойней. Но человек, смиренно пробиравшийся в этой толчее, нес в себе стойкую, прочную радость, и ничто не могло смутить его сердце.
Наконец он миновал это место и зашагал среди развалин деревни, обратившейся в груды щепок, битого кирпича и молотой штукатурки. Кое-где за сломанной, искореженной изгородью плодовых садов, где остались лишь ямы на месте вырванных с корнем деревьев, белели кусты, осыпанные прахом обвалившихся домов. Крест на макушке церкви начисто срезало снарядом, зато на стене появился алый, как кровоточащая рана, знак Красного Креста, потому что в церковных притворах устроили перевязочный пункт.
Вдали со всех сторон гремела канонада, сверкали огненные зарницы. На высоком бугре, что врезался острым мысом в волнистую равнину, вздрагивавшую от землетрясения, под огнями ракет, испестривших небо, стояли штабные офицеры, — они пришли посмотреть на различные виды орудийного обстрела; «беспокоящий огонь», «окаймляющий огонь» и так далее. Один из офицеров воскликнул: