Сердце ухнуло в пятки, а я…
Воспоминание о родном доме нахлынуло внезапно.
Изумрудную гостиную озаряли свечи. На софе спиной ко мне сидела женщина в кровавом атласе. Мой взгляд приковали россыпи бриллиантов на её скрученных в чёрные рога волосах, и я не сразу заметила золотоволосого мальчика, почти юношу, на которого очень внимательно смотрел сидевший в кресле папа:
— Говоришь, у него, созданного без образца, есть собственная воля и магические способности?
Женщина кивнула, сверкнули в «рогах» капельки бриллиантов.
— Невозможно, — отмахнулся отец, и в его перстне в ответ бриллиантам блеснул обманный камень аквамарин. — Без человеческого образца — немыслимо.
— Ивес, — царственно произнесла женщина. — Покажи.
Юноша вскинул отороченные кружевами ладони, и на кончиках пальцев расцвели огненные цветы. Папа вскочил:
— Гомункул с магическими способностями? Ты с ума сошла, Алвери? Да тебя за это… меня. Нас обоих, — он кинулся к ней, застыл, глядя сверху, но с таким испуганным выражением лица, будто это она возвышалась над ним, возвышалась с занесённым для удара оружием. — Это была лишь теория, разговор ни о чём.
Огненные цветы на пальцах юноши погасли, он, склонив голову набок, смотрел на папу. От предчувствия беды сердце заходилось, я отступила на шаг.
— Но, любезный Фабрис, это была изумительная теория, — проворковала женщина. — Разве вам не хотелось снова вложить в свои создания хоть каплю живого волшебства, хоть толику воли, чтобы они могли стать людьми? И сотворить не копию, а настоящего чело…
— Алвери! — Побледнев, папа схватился за седые волосы и вдруг заметил меня, испуганно вытаращил глаза: — Сандри, уйди немедленно. Уйди!
Вздрогнув, я попятилась быстрее. Женщина обернулась. В её правом глазу полыхнул красный отсвет, улыбка тронула алые губы:
— А, твоя очаровательная…
У меня ноги подгибались от ужаса, руки холодели.
— Нет! — Обежав женщину, папа схватил меня под локоть и поволок в коридор.
— Госпожа Алвери, почему этот человек грубо обращается с ребёнком? — Юноша следил за нами тёмными глазами.
— Боится, как бы она не услышала лишнего…
Их отсекла от нас захлопнувшаяся дверь.
— Сандри, — папа привалился к расписной створке, тяжело дышал. Его руки в пятнах химических ожогов дрожали. — Сандри, свет мой, забудь, что ты слышала и видела, просто забудь и иди… иди поиграй. И ничего не говори маме. Никому не говори, умоляю.
Он был в таком ужасе, что меня трясло.
Шумно вдохнув, я снова обнаружила себя в коридоре второго этажа дома штатной ведьмы Холенхайма.
Да, я забыла этот разговор… Гомункул со свободной волей, гомункул-почти-человек… Саги — он из таких? Я взглянула на поворот, за которым он скрылся.