Там, где жгут мои книги, выкрикивая «Ужо!»,
И за здравие молятся там же, слегка поодаль,
Где для русских цыган я, а для цыган гаджо,
Ты, штатива не ставя, просто меня пофотай.
Будет мокрым асфальт и небо серым-серо,
Будто луч никогда не касался панельных секций
И над овощебазой только что рассвело
И заныло в груди хрящеватое солнце, сердце ль.
Здесь без разницы, кто ты, заводчик иль конокрад.
Просто те ненавидят этих, и вся морока,
И туманно похожий на шестерню коловрат
Попирает кресты с ухмылкой оксюморона.
Говорят, постмодерн: зазеваешься – украдут
Или как-то иначе навалятся и обманут.
Не тебя ли заждался в казённых дождях травмпункт,
Замерзая в унылых московских снегах, как мамонт?
…Как тебе это фото, не слишком ли ярок фон,
Где за счастьем вселенским идут и идут колонны?
Это ль братья мои на первенстве мировом,
То черны, как смола, то, как вымя, бритоголовы?
Но пока они эту раздвоенность усекут,
Можно сгрызть удила и умчаться в родные степи.
Полукровкина участь расчислена до секунд:
Ни секунды единой ни с этими и ни с теми.