Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Юрий Васильевич, почему вы еще не в Париже? Там и медицина лучше…
Юрий ЮРЧЕНКО.
Об этом меня уже спрашивали сотрудники посольства Франции. Отчасти я принял решение остаться пока в России под влиянием их коллег на Украине. Как только я после плена появился в Донецке, мне сказали, что меня ищут представители французского консульства в Киеве. Они просили передать, чтобы я воздержался от всяких заявлений, выступлений. Сказали, чтобы сразу ехал в Париж, обещали организовать лечение. Потом позвонили сами: «Вы собираетесь возвращаться во Францию?» Отвечаю: «Ребята, вы уже в Донецке пытаетесь закрыть мне рот. А в Париже вы мне перекроете все выходы на прессу. Мы же с вами знаем официальную позицию Франции по Украине. Знаем, что пишут французские СМИ. Это не соответствует тому, что я видел собственными глазами. Поэтому я пройду курс лечения в московской больнице». А потом, конечно, поеду в Париж – ведь там у меня жена и дочь.
Больница, в которой лежит Юрченко – самая обыкновенная, не элитная, палата на двоих. Поэт почти не встает: сломанная нога в гипсе, он с трудом передвигается на костылях. Ему предстоит сложная операция, но сначала надо подлечить язву, которая открылась от пережитого стресса.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Как у вас, благополучного гражданина Франции, поэта-лирика, возникла эта идея – поехать на войну?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Начался Майдан. Я за ним наблюдал по телевизору. Потом в плену я говорил ребятам из батальона «Донбасс»: «Вы совершили невозможное. Ментов обычно не любят. Но вы сделали так, что весь мир жалел этих несчастных «беркутовцев». Потом началась война. Под влиянием телевизора мои французские соседи стали говорить, что Украина захвачена войсками Путина и русские танки готовы двинуться на Париж. Ложь французских СМИ меня просто достала. Я знал, что там, в Донбассе, убивают детей и женщин. А я взрослый человек, мужчина. Я должен что-то делать. И я понял, что все, больше не могу. Я должен туда ехать.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Как вы добрались в Донецк? Близкие знали, куда вы направляетесь?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Никто не знал. Ни жена, ни дочь, ни друзья. Для всех я уезжал в Кишинев, куда меня пригласили на фестиваль в честь дня рождения Пушкина, 6 июня. После фестиваля я на поезде Кишинев – Одесса пересек границу Украины по французскому паспорту. Приехал в Одессу – а там отмечают 40 дней по погибшим в Доме Профсоюзов. 2 часа я пробыл у Дома профсоюзов, встретился с человеком, который лежал в подвале среди трупов. Оттуда пошел на вокзал и уехал на поезде Одесса-Луганск.