Я хотел попасть в Славянск. Вышел в Ясиноватой и рано утром 10 июня приехал в Донецк, на площадь перед обладминистрацией. Там стоит палатка, где записывают в ополчение. Я записался. Там было еще несколько добровольцев. Потом нас построили и повели. У меня было такое чувство, что я иду умирать. Я же воевать не умею. Я даже в армии не служил. Но и другого выхода для себя я не вижу. Так я и стал ополченцем.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Но вам же воевать и не пришлось, вы же на фронте были в качестве журналиста?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Я был военкором при политотделе. Разница между обычным журналистом и военкором огромна. Когда погиб Андрей Стенин, мой товарищ, с ним погибли два военкора – Андрей Вячало и Сергей Коренченков (сотрудники агентства ополчения ДНР ICORPUS). Но про них все молчат. Я случайно не оказался с ними в той машине, обычно мы вместе ездили. Коренченков (позывной «Корень») жил со мной в одной комнате. Стенин сидел в машине сзади, а впереди – два военкора в военной форме, с автоматами. Машину расстреляли пьяные нацгвардейцы. Они в тот день устроили засаду на дороге. Когда увидели, что в машине журналисты, они ее оттащили подальше и подожгли. Поэтому Стенина так долго искали. Военкор – это ополченец, солдат. У него есть право ношения оружия. Симонов на войне был военкором, он выводил войска из окружения.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Во времена Симонова никаких других журналистов на фронте и не было…
Юрий ЮРЧЕНКО.
И не может быть на войне других журналистов. Во время Великой Отечественной войны гражданские журналисты по передовым не шарахались. У всех журналистов на фронте были погоны. Симонов закончил войну полковником. Это нормально. От обычных журналистов на войне только вред и предательство. Фотографируют лица ополченцев, расположение боевых позиций. Снимают блокпосты изнутри, выдают наших корректировщиков. К тому же 95 % западных корреспондентов приезжают уже с готовым шаблоном в голове, реальность их не интересует.
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
У вас был позывной?
Юрий ЮРЧЕНКО.
Да, «Анри». Я хотел сначала взять позывной «поэт», но мне сказали: «У нас уже есть три поэта, четвертого мы не потянем».
«Пленные на передовой долго не живут»
Марина ПЕРЕВОЗКИНА.
Давайте поговорим о том, как вы попали в плен. Зачем вы поехали в Иловайск?
Юрий ЮРЧЕНКО.
В плен меня взяли 19 августа утром. А 17-го я был в Иловайске. Вокруг шли бои. Записал интервью с Гиви, командиром Иловайского гарнизона (ничего грузинского в нем нет, это его позывной). Потом пошел по городу, по убежищам. Снимал все, что видел.
Люди прятались в подвалах под домами. Там они сидели сутками без света, без воды, без еды. Старухи, старики с опухшими от диабета ногами, без лекарств, дети. Мы на нашей военкоровской машине привезли людям воды, сигарет. Двоих стариков вывезли в Харцизск к родственникам. Но всех взять с собой не могли, поэтому пообещали привезти медикаменты. На следующий день я достал лекарства, но не смог поехать. А 19 утром проснулся (а спал я прямо в политотделе) и услышал, что в Иловайске бои, две четверти города захвачено. Первая мысль была об этих стариках. Я бросил в сумку лекарства, сигареты. Кинулся – а все машины, закрепленные за политотделом, разъехались по заданиям. На попутках доехал до Харцизска. Там мне оплотовцы дали машину до последнего блок-поста, но предупредили, что украинцы уже в Иловайске.