Не успели мы вооружиться на всякий случай, как наступил критический момент, вынуждавший нас к самозащите; только что мы собирались выйти из кладовой сокровищ, как услышали скрип поднимаемой решетки у входа в нашу темницу. Это заставило нас обоих на минуту остановиться, потом Янг сделал мне знак следовать за ним неслышными шагами. Поднявшись обратно в молельню, мы услышали вторичный скрип решетки, скользившей по металлическим пазам, и поняли, что теперь ее опускают.
– Может быть, это пришел тот безобидный малый, что роется в старом хламе? – прошептал Янг. – Впрочем, идите осторожно, профессор, и держите, оружие наготове. Если кто-нибудь вошел, он не должен выйти обратно. Только не стреляйте раньше времени. Если неприятелей два-три человека, лучше попробовать убить их ружейными прикладами; иначе звук выстрелов может привлечь сюда целый отряд войска, прежде чем мы успеем снести вниз Рейбёрна.
Пока он говорил эти разумные речи, мы убедились, что кто-то вошел, после чего за ним заперли решетку; в комнате, где мы обыкновенно спали, раздались чьи-то шаги. Они мало-помалу подвигались все ближе, как будто невидимый нами человек заглядывал во все остальные комнаты, отыскивая нас; через минуту или две мы ожидали увидеть его перед собой. Рейбёрн лежал неподвижно, точно в обмороке; а Пабло, как мы догадывались по его громким рыданиям, пошел в каморку, служившую стойлом Эль-Сабио, чтобы отвести там свою душу. Янг сделал мне знак встать по одну сторону двери в молельню, а сам встал по другую; притаившись таким образом, мы ждали, что будет дальше; быстрые шаги приближались к нам и мы были готовы отрезать отступление неизвестному, едва он вступит в комнату.
Человек, вошедший в молельню, был сам верховный жрец! При виде разбитого идола и отверстия в стене позади того места, где он стоял, у старика вырвался возглас испуга и гнева; в ту же минуту, инстинктивно почувствовав опасность, он оглянулся. На одну секунду наши взгляды встретились, и я никогда не забуду адской ненависти, исказившей его черты и нервного жеста отчаяния, когда он увидел Янга с поднятым ружьем в руках. Не дав ему крикнуть, грузовой агент ударил его тяжелым прикладом по черепу и Итцакоатль упал с глухим стоном. Если бы удар был направлен более метко, он раздробил бы ему череп, но верховный жрец уклонился немного в сторону и приклад, скользнув по его голове, обрушился на плечо. Янг, бросив ружье, кинулся на врага, надавил ему коленом грудь и стал душить за горло.
Исключая Рейбёрна, Янг был самым сильным человеком, какого я только знал, хотя в то время он, разумеется, ослабел после тяжелой раны и лишений в тюрьме. Теперь ему было трудно справиться со своей жертвой и он только не давал ей подняться с земли. С энергией отчаяния и дикой силой, которой никак нельзя было предположить в таком тщедушном и дряхлом старике, верховный жрец боролся со своим противником, стараясь столкнуть его с себя и также схватить за горло своими длинными костлявыми руками. Пена выступила у него на губах, а морщинистое бронзовое лицо почернело от прилива крови; кровавые белки глаз до половины выкатились из орбит, а черные зрачки расширились от ужаса и напряжения. Но силы, очевидно, оставляли злодея; его напряженные мускулы ослабевали, из открытого рта высунулся почти до самого корня нервно вздрагивавший язык; наконец ноги и руки Итцакоатля судорожно дрогнули, вытянулись – и он остался недвижим.