Вдруг Мередит стало трудно дышать. Горе витало в воздухе подобно дыму. Оно душило ее. Спотыкаясь, женщина бросилась прочь со двора, направившись к полю, инстинктивно ища свободные просторы. Теперь графиня с радостью предалась бы своему одиночеству, которым еще недавно была так недовольна. Уединившись, она жадно вобрала в легкие воздух. Мередит дышала глубоко, стараясь возвести между собой и мерзостью смерти непробиваемую стену.
Ей рано довелось узнать, что приносит с собой смерть близкого человека. Когда умерла матушка, отец наложил запрет на горе. Он считал, что скорбь является орудием дьявола. Только неверующий человек неистово предается своей скорби. Следует, наоборот, радоваться, если Господь забирает к себе человека. Вот так, проще простого. Ни слезинки не было пролито в то утро, когда, проснувшись, Мередит узнала, что мама скончалась. Конечно, ей не хватало матери, но к тому времени, когда, повзрослев, она осознала всю глубину своей утраты, оплакивать покойницу было уже поздно.
Сегодняшняя ночь доказала, что смерть совсем не похожа на спокойный, незаметный уход из жизни, как бы хотелось думать. Смерть грязна, отвратительна и болезненна. Не всякий может принять ее со стоицизмом и невозмутимостью отца Мередит. Она страшилась возвращаться к жгучей душевной боли, которая ждет ее на ферме Финнеев.
– Мередит, – послышалось позади знакомое рокотание голоса Ника.
За прошедшее время она успела привыкнуть к нему. Внезапно женщина ощутила, словно бархатная пелерина спокойствия укутывает все ее встревоженное естество. Мередит уже успела позабыть, что не хотела, чтобы деверь приезжал в Оук-Ран, что она против его присутствия в доме, против того, что посторонний мужчина вмешивается в ее жизнь. Сейчас важнее было то, что вот он – стоит рядом с ней.
Мередит обернулась, стараясь в темноте разглядеть его фигуру. Ник двигался к ней. Под его ногами шуршала опавшая листва. Женщина бросилась к нему, обвила руками вокруг талии и прижалась щекой к мускулистой груди. Мередит очень нужно было, чтобы ее утешили. Мужчина на секунду застыл, а потом, расслабив напряженные мускулы у нее под щекой, также заключил в свои объятия. Большая рука погладила Мередит по затылку.
– Все будет хорошо.
Она прижималась к нему, вдыхая запах чистого белья. Ник бормотал что-то маловразумительное, утешая ее.
– Я не хочу возвращаться в дом. Возможно, поступаю эгоистично, но не смогу больше выносить это.
С видимой неохотой отстранившись, Мередит отошла прочь, Нику пришлось освободить ее от своих объятий.
– Вы, вероятно, сочтете меня слабой и эгоистичной, – яростно утирая катящиеся по щекам слезы, молвила графиня. – Конечно, Финнеям сейчас намного больнее, но я, признаться, не страдала так, даже когда умерла моя собственная матушка.