– Я знаю, как заставить Хуссейна сдаться. Но для этого мне необходим один человек.
Тимур усмехнулся:
– Я знаю этого человека?
– Знаешь. И знаешь намного лучше меня и, несмотря на это, очень дорожишь им.
Эмир вернулся в шатер, сел на подушки, откинулся, смежил веки.
– Дорожу, потому что не придумал еще, как его казнить. Он нанес мне страшную рану, убил моего старинного друга Байсункара, не могу же я просто посадить его на кол или бросить леопардам в клетку. Это выглядело бы как благодарность, учитывая размеры совершенного им зла.
– Я понимаю тебя, и я придумал, как восстановить равновесие в этом деле.
– Равновесие? Что это значит?
– Маулана Задэ, конечно, умрет, но таким образом, что своей смертью сослужит нам великую службу.
– Объясни, что ты задумал?
– Отдай мне Маулана Задэ. Отдай мне его сегодня, и завтра к тебе явится человек от Хуссейна с просьбой о мире.
Тимур задумался. И думал довольно долго. Не то чтобы он испытывал недоверие к словам своего ближайшего друга и советника… Но расстаться с такой добычей, как убийца Байсункара, ему было тяжелей тяжелого.
– Хорошо, Береке. Я отдам тебе его, делай с ним, что ты считаешь нужным. Да поможет тебе Аллах.
– Да поможет!
Сеид не обманул своего друга. Назавтра, сразу после утреннего намаза[56], в становище самаркандского эмира явилось посольство из цитадели. Возглавлял его, против ожидания, не молодой умник Масуд-бек, а пожилой, седобородый воин Ибрагим-бек. Тимур хорошо знал его, ибо приходилось им участвовать не в одном совместном походе. Знал и уважал.
Плохо выглядел ветеран. Даже сквозь смуглоту лица проглядывала смертельная бледность. Не от страха был бледен старый вояка, а от стыда.
Тимур отнесся к нему достаточно уважительно, он не сердился на Ибрагим-бека. Нельзя порицать человека за то, что он до конца остался верен своему господину.
– С какой вестью ты пришел ко мне?
Глава посольства поклонился и сказал, что послан с известием о том, что эмир Хуссейн желал бы прекращения войны и мечтает о мире.
– Я тоже ни о чем, кроме мира, не мечтаю. Если мы посмотрим, то увидим, что именно твой господин должен быть признан виновником кровопролития. Разве я построил стены вокруг Балха, разве я построил хиндуван?
Ибрагим-бек опять поклонился:
– Мой господин сожалеет о сделанном. Мой господин заранее согласен на все твои условия. Просит он только об одном, и просит смиренно.
– Я знаю, о чем он просит. Хочет, чтобы я сохранил ему жизнь.
– Ты угадал.
– Ему не пришлось бы просить о сохранении жизни, если бы он хоть что-нибудь сделал для сохранения нашей дружбы. Аллах видит, сколько в моих словах правоты.