Все девушки очутились здесь совершенно случайно. У каждой была своя душещипательная история, одна другой жалостливее. Они рассказывали их очень складно: оказалось, это один из обязательных пунктов программы. «Клиенты это любят и немножко больше приплачивают», – так меланхолично прокомментировала одна из девушек историю своей товарки, в которой фигурировала умершая от чахотки мать, спившийся от горя отец и семеро младших братьев и сестер, которые, если не она, умерли бы с голоду.
«Разжалобить кого-нибудь здесь тоже не удастся», – отпал еще один мой план. Хотя, как бы я его осуществила: кинулась в коридоре к первому встречному?
«А бывало, что девушки бежали отсюда?» – «Как не бежали! Да только как убежишь, так и вернешься. Мы же парии». Как дико и к месту здесь звучало это слово – парии. Оказывается, дороги назад отсюда нет. Вернее, есть – на еще большее дно. «Да и выйди-ка на улицу в таком платье, увидишь, что будет», – многозначительно сказала «учительница музыки», поправляя перышки своего боа.
К следующему вечеру я знала все признаки нехороших болезней, которыми можно заразиться от клиентов, три очень надежных способа не забеременеть и верный рецепт «скинуть» – полстакана алоэ пополам с медом. Еще: улицу, на которой стоит дом, все называют Еврейской, хотя у нее какое-то другое название, и рядом находится синагога. Вон она, даже видна из окон. Чтобы выйти к Каме, нужно идти в гору, мимо Черного рынка. Но за парфюмерией нужно отправляться в гостиный двор, напротив городского театра, это тоже недалеко, там масса всяких лавочек. Хотя лучшая пудра и помада в галантерейном магазине Агафуровых на Сибирской, но там дорого. Еще: самым богатым в Перми человеком является пароходчик Мешков, денег у него видимо-невидимо: «У его бабочки на Петропавловской свой дом есть, как куколка все время одета». Из самых интересных событий последнего времени девушки называли открытие университета, которое прошло недавно в пермском театре. «А стол какой был!» Губернатор с четырехэтажной фамилией был против появления в городе «смутьянского» учреждения и даже на открытие не приехал. А студенты после концерта пошли к его дому и частушки про него нехорошие пели. А потом завалились к мадам Хасаншиной и всю «кумышку» выпили. Пришлось даже какого-то Федора среди ночи послать к Чардынцевым.
Неизвестно, как эта информация могла мне помочь. Положительного во всем этом было только то, что я совсем не думала о Георгии.
Время от времени мадам Хасаншина с улыбкой сытой гусеницы мелькала в дверях. Всякий раз у меня внутри все нехорошо сжималось, как перед ударом. Девушки пошли по второму кругу рассказывать свои немудреные истории, а я думала: «Бежать, бежать! Здесь больше нельзя находиться. Телеграмма может прийти быстрее и тогда…». Боже мой, что будет тогда! Смерть на обочине дороги, в богатой пермской грязи, уже не казалась такой уж страшной. К этому моменту я уже знала главный проституточный секрет. Девушки поведали мне его тем же меланхоличным и бесстрастным тоном, как и все остальное.