Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков (Бобровников) - страница 114
Та отвела взгляд и начала говорить что-то по-грузински человеку, пришедшему со мной.
«Она ничего не знает», – сказал Шота.
«Но, может, она скажет хоть что-то, не называя фамилий? Не называя имен и родов? Не называя даже… мест и родов?»
«Она ничего не знает, – повторил Шота, – и сейчас нам лучше уйти».
Мариам, даже не дождавшись ответа, поднялась с деревянной скамейки и отряхнула колени.
Она сделала этот жест, хотя мы не сидели за столом, на ее колени не падали крошки хлеба.
Аудиенция окончена. Чинчараули не выдают своих тайн. И если я не хочу быть навсегда преданным анафеме именем хевсурских богов, мне лучше навсегда забыть эту историю с цацали.
Так мы покинули Шатили, снова пересекли Медвежий крест, и, оказавшись в селе Корша, зашли в гости к моему старинному знакомому Шота Арабули.
«Батоно Шота! А что вы знаете о „цацали“, или верней – „сцорпроба“, – тут же поправился я. – Там, наверху, они ничего не знают… или делают вид».
«Ничего этого не было у хевсур, – ответил Шота. – Все это пшавы… у них там творилось все что угодно, под видом нашей „сцорпроба“».
«А у этих, Чинчараули? Или как их там? Может быть, и они тоже?..»
«Здесь никто не станет говорить об этом, – заявил Шота. – Здесь – точно нет. Может быть, там, пирикета, как это… за перевалом!» – он указал рукой в направлении, откуда мы только что вернулись.
Так закончилась моя история с «цацали» – обрядом, из-за которого чуть не погиб, как минимум, один писатель.
Положа руку на сердце, надо признать, что единственным печатным источником, упоминавшем об этой традиции, как раз и был роман писателя Джавахишвили, копию которого однажды прислала мне по почте в Киев наша царица Тамар.
Зная до определенной степени нравы горных грузин и то, как трепетно они относятся к старинным ритуалам предков, можно понять, как писательская фантазия предшественника даже спустя сто лет могла навредить любому гостю, опрометчиво упомянувшему имя беллетриста и описанный им обряд.
(Сам Михаил Джавахишвили, автор «Белого воротничка», где несколько романтизированно изображен старинный обычай, погибнет насильственной смертью, но не от рук хевсур, а от рук большевиков, расстрелявших его в 1937 году в числе прочих «неблагонадежных» авторов).
Покинув Хевсуретию, я пообещал себе больше никогда не возвращаться к этой теме, пока в тбилисской библиотеке не наткнулся, наконец, на нужную книгу.
Стена заброшенного дома в нижней Хевсуретии
Она была на грузинском, и я дал прочитать ее царице Тамар, чтобы потом воспользоваться ее детальным конспектом.
Как оказалось, последнее упоминание о хевсурском обряде «сцорпроба» датировано 1912 годом. Этот обряд был отнюдь не тем, чем я представлял вначале.