Стало ясно: дальнейшие препирательства бесполезны и если я не хочу, чтобы мои вещи оказались на улице, мне придется ехать с новым гидом.
«Что все это значит?» – спросил я у Малхаза, когда мы вернулись к нему в машину. Мои вещи были уже сложены в багажник.
«Мусульманин, – ответил тот. – Но не бойся, брат. Теперь все будет в порядке. Ты едешь в дом к твоему брату-христианину».
«Я не сомневаюсь, Малхаз, что все будет в порядке…»
После того, как весь город Хуло, американский подданный Патрик и два офицера грузинской патрульной службы видели, что я направляюсь в дом к Малхазу, я действительно уже не сомневался, что все будет OK.
«И все-таки. Ты можешь объяснить мне, что произошло?»
«Вообще-то он очень хороший парень. Он мне как брат. Но он – мусульманин».
«И что? Он боялся, что мы с тобой съедим свинину, и, вернувшись к нему в гостиницу, я оскверню его заведение?»
«Вообще-то ему позвонили, откуда следует», – тихо сказал мой собеседник.
«Откуда позвонили?»
«Ему позвонили и сказали, что раз у него останавливается турист, ему следует присмотреть за ним, чтобы все было в порядке».
«Вот оно что, – подумал я, – значит, Дато боялся отпускать меня с Малхазом, опасаясь, что у него (следовательно, у меня) могут возникнуть проблемы». При этом Дато совершенно не позаботился о том, чтобы поставить в известность гостя.
Я ехал в машине, время от времени косясь на своего спутника и пытаясь прочитать на его лице, какие опасности могут подстерегать меня.
Лицо Малхаза, с приплюснутым, кривым носом боксера и несколькими шрамами, говорило само за себя.
Первый же день в Аджарии сулил приключения, чему я, по правде говоря, не слишком обрадовался.
Мы договорились, что с утра Малхаз отправится на поиски лошадей, а затем мы вместе выедем в направлении окаменелого леса.
Его «я все устрою!» прозвучало не слишком убедительно.
Малхаз вел дела довольно своеобразным образом: сначала он говорил, что не возьмет с меня ни копейки; потом просил дать взаймы двадцать лари, которые, клянясь всеми святыми, обещал вернуть… Через минуту просил прощения, что у него дома закончилась чача, и снова куда-то убегал.
В конце концов стало ясно, что у Малхаза нет денег, чтобы принять гостя по всем правилам аджарского гостеприимства, но отказать себе в этом удовольствии – выше его сил.
Любопытно, как в одном человеке может сочетаться прагматизм, хитрость, мистицизм и фанатичная преданность традиции.
Таким был Малхаз: он мог самозабвенно божиться, тут же откровенно обманывать, крестясь на церковь, а через минуту рассказывать о злых духах, обитающих в пещере неподалеку…