А в понедельник на русском (как раз повторяли к экзамену тему) вошла в класс комиссия. Три человека, все незнакомые, одна женщина в форме и с ними директор. Женщина в форме быстро отчеканила, как много сейчас значат для страны трудовые резервы. Все и так все знали, но молчали. Дисциплина была в школе железная. Дальше повел речь директор.
– По итогам года выявлены учащиеся, которые не проявили должного рвения в учебе, посещаемости и поведении. Неоднократные предупреждения родителей ни к чему не привели. Сейчас я зачитаю список учеников вашего класса, которые не будут допущены к экзаменам.
В паузах дергалась бровь директора, руки со списком дрожали.
– Учащиеся, чьи фамилии я зачитаю, будут немедленно отчислены из школы и направлены на обучение в ФЗО. Учебные заведения закрытого типа работают на полном гособеспечении. Домой отчисленные не поедут – портфели берут с собой и… Ковальская Злата Юрьевна…
Их вывели, построили, и увезли на автобусе. Вечером к Машталаповым примчались Гута и Юрек. Они ждали до четырех, но дочь не явилась с первой смены. Гута уже рыдала в голос. Трясущимися губами Граня рассказала им, как все было. Потом подала Гуте жбанчик, в котором та посылала вареники. Не говорили, просто женщины плакали и все. Таисья обняла Гуту Ковальску, и так стояли они под шелковицей, качаясь в плаче. Хотя им Граня вынесла табуретки. А Богдан смолил цигарки с газеты да молчал. До того случая он был уверен, что государство всегда правое, а тут дитя отняли у отца-матери.
Богдан в тот год даже не снимал Граню со школьных занятий на огород, как это обычно бывало. Весь огород садил с женой Таисьей и помощником своим с паровоза. Огородов было три: овощи – цибуля-фасоля, гарбузы (тыквы), кукуруза. Кукуруза на еду, стебли на корм, пустые початки в топку. Все это надо было еще полоть…
Когда экзамены кончились, Богдан дал девочке отоспаться три дня. Потом запалил цигарку и сказал:
– Я получаю семьсот пятьдесят грамм хлеба, на иждивенца, на Граньку – еще сто пятьдесят. Мать работает в швейной мастерской, ей дают на карточку пятьсот. Если летом Граня пойдет чернорабочей путей, она работать будет не до шести, как все, а до двух, но карточку получит взрослую! И денег, и целый кусок мыла. Понятно говорю?
Таисья всплеснула руками, охнула:
– Це ж дытына! Шо вона зробэ!
– Не обсуждается, – Богдан положил кулак на стол, не стукнув, но кулак сжал крепко.
Граня знала, что в их околотке на путях уже работали парубки. Девушек еще никто не гонял. Вон Колечкины – вроде учительская семья, бедная, а дети ни лета не работали.