– Господин полковник, только что сообщили, что арестован комендант Берлина генерал-полковник фон Хазе, – возник перед Штауффенбергом кто-то из офицеров, чью фамилию он даже не пытался припомнить.
– Кем арестован?
– Нашими противниками, естественно.
– Значит, генерал фон Хазе все еще поддерживал нас?
Офицер-связист непонимающе уставился на полковника.
– Мы возлагали на него столько надежд. Правда, сообщение пока не подтверждено.
«Началось, – подумал Штауффенберг. – Теперь наступил “час X” гестапо».
– Самое страшное не в том, что это может оказаться правдой, а в том, что в здании зарождаются подобные слухи, – строго заметил Штауффенберг. – Поэтому постарайтесь не особенно распространяться. Если не хотите, чтобы через час пошел слух о вашем аресте.
Офицер исчез. Зато на лестнице, ведущей из телетайпной, появился полковник фон Шверин.
– Неприятная новость, – мрачно доложил он. – Полк «Гроссдойчланд» полностью находится под контролем Геббельса.
– Под контролем Геббельса? С какой стати?
– Рейхсминистр является патроном дивизии «Гроссдойчланд».
– Тогда это страшнее, чем если бы полк оказался под командованием Гиммлера.
– И еще… Есть сведения, что майор Ремер со своим батальоном оказался в подчинении Отто Скорцени. А тот получил приказ о подавлении путча непосредственно от Геринга.
Полковники понимающе помолчали. Они поняли: теперь счет пошел на минуты. Схватка проиграна.
– Где Гиммлер? О нем что-нибудь известно?
– Пока нет.
– А что Франция? Штюльпнагель?
– Что бы там ни происходило, настоящий исход операции будет определяться здесь, – нацелился пистолетом в пол фон Шверин. Может быть, имея в виду не столько здание, сколько офицеров, скапливающихся в подвалах и готовящихся к антибунту на взбунтовавшемся корабле.
И только сейчас Штауффенберг обратил внимание, что фон Шверин уже не доверяет свое оружие кобуре.
– Что же вы предлагаете, фон Шверин?
– А вам не кажется, что уже поздно что-либо предлагать? – спросил полковник тоном обвинителя, который имел право предъявить счет фон Штауффенбергу как одному из руководителей заговора.
– Мне трудно не согласиться с вами, полковник. Так сложились обстоятельства.
Фон Шверин ушел. И словно бы под гул его шагов вновь ожили телефоны. Взрывы их звонков напоминали удары тайфуна. Каждая новая волна казалась еще более разрушительной, чем предыдущая.
По тем умоляющим голосам, которые доносились из кабинетов, по почти истерическим призывам к чести и благоразумию; по заклинаниям не верить официальному сообщению радио, не верить Кейтелю – никому и ничему, что не связано со штабом резервной армии – Штауффенбергу как опытному штабисту нетрудно было определить, что в штабах, возглавляемых заговорщиками, началась паника. И связана она была, по всей видимости, не столько с официальным сообщением, сколько с теми упреждающими приказами, которые поступали теперь из «Вольфшанце», и теми предупредительными мерами, к которым начало прибегать руководство СС, гестапо и СД.