– Как вам будет угодно, генерал.
– Я не желаю выносить вам приговор. А тем более – приводить его в исполнение. Не вижу особой надобности в этом.
– Весьма признателен. В таком случае я свободен, – решительно направился к двери Геппнер.
– Минутку. Этого я тоже не могу допустить. По вполне понятным нам обоим причинам.
– Тогда что же?
– Единственное, что могу сделать для вас, генерал, – предоставить право выбора. Мой пистолет или мой приказ о доставке вас в военную тюрьму.
Геппнер молча уставился в пол. Вздохнул, сокрушаясь о чем-то своем, покачал головой.
– Выбор. В этом и есть наш выбор, – тяжело вздохнул он. – Предпочел бы арест, господин Фромм. Мне есть что сказать судьям и всем немцам.
– И вы намерены говорить?
– В этом вопросе выбора у меня нет. Зато есть аргументы. Если хотите…
– Я не требую от вас оправданий, – все так же резко остановил его Фромм. – Прощайте, генерал-полковник Геппнер. Сейчас я выделю двух офицеров и машину. Вас доставят в военную тюрьму.
Геппнер долго взвешивал его суровым оценивающим взглядом.
– Мне совершенно непонятно, Фромм, почему заниматься этим должны вы.
– Уведите этого господина! – приказал командующий появившемуся в проеме двери офицеру. – Вашу вину, Геппнер, вам объяснят в гестапо, коль уж вы избрали для себя именно такой путь.
Появившись на Бендлерштрассе, Скорцени еще довольно плохо представлял себе, что там, собственно, происходит, и был немало удивлен, поняв, что никто не собирается простреливать подходы к ставке Верховного командования и даже не пытается преградить его коммандос путь к кабинетам главных заговорщиков.
– Где эти обреченные безумцы? – первая фраза, которую он произнес, раздвигая руками стволы автоматов растерявшихся охранников из роты обер-лейтенанта Брунхайда. Эти парни так и не смогли понять, за кого пришлые эсэсовцы: за или против фюрера. Ходили слухи, что какая-то эсэсовская часть с самого начала поддерживает заговорщиков. – Часовых сменить. Из кабинетов никого не выпускать, – наставлял расходящиеся по этажам группы. – Всех обезоружить. Имеющиеся в столах и на столах бумаги подлежат изъятию и сохранности.
На втором этаже Скорцени успел задержать группу вермахтовцев, сопровождавших какого-то человека в гражданском.
– Кто такие? – громом раскатился над их головами голос «первого диверсанта рейха».
– Офицеры штаба Верховного главнокомандования, – растерянно ответил один из трех офицеров, видя, что его группа уже окружена эсэсовцами.
– Кто такой этот штатский и куда ведете?
– Советник консистории[26] Карл Герстенмайер.
– Ну и что? Советник консистории…