– Мне бы не хотелось, чтобы у вас создавались иллюзии, будто я смогу чем-то помочь вам, господин генерал. Вашим делом занимается специальная следственная комиссия, которую контролирует высокое начальство. Вам это известно не хуже меня.
Фромм заискивающе улыбнулся. Он опять позволил себе не поверить штурмбаннфюреру. На лице генерала не было никаких следов пыток. Зато печать сломленного, униженного зека просматривалась на нем уже довольно отчетливо. «Сломили генерала, – без какого-либо злорадства отметил про себя Скорцени, – сломили старика».
– Я все же надеюсь, что и ваше мнение по делу генерала Фромма будет внимательно выслушано.
– В гестапо с одинаковым вниманием выслушивают всякого – от церковного вора до святого апостола Петра. Только вот сомневаюсь, понадобится ли мне говорить это слово. Следствие, насколько мне известно, ведется вполне объективно.
На этот раз улыбка Фромма озарилась вселенской грустью. Не ожидал он от Скорцени такой самонадеянной канцелярской наивности, не ожидал.
– Речь не об объективности, речь об окончательной истине. О моей жизни и моем достоинстве.
Скорцени философски промолчал, думая о чем-то еще более священном и вечном, нежели жизнь и честь генерала-заговорщика.
– Кстати, это правда, что генерал Штюльпнагель покончил жизнь самоубийством? – пришел ему на помощь сам бывший командующий. Он вдруг испугался, что уже не понадобится Скорцени и тот прикажет увести его.
– Штюльпнагелю некому было помочь. Рядом не оказалось унтер-офицера, который бы выволок его в приемную и пристрелил, как полудохлую артиллерийскую лошадь.
Бывший командующий сник. Он прекрасно понимал, что Скорцени откровенно намекает на убиение им, Фроммом, генерал-полковника Бека, в котором его теперь обвиняли и заговорщики, и тюремщики. И презирали тоже в одинаковой степени.
– Значит, он остался жив? – без какого-либо воодушевления попытался уточнить Фромм.
– Его спасают. И скоро поставят не только на ноги, но и перед судом. За его жизнь медики сражаются, словно за жизнь императора священной Римской империи. Уверен, что у вас – если бы вы воспользовались одним из оказавшихся под рукой пистолетов – все получилось бы профессиональнее.
– Но ведь пригласили вы меня не для того, чтобы учить, как стреляться, – да, нет?
– Для этого я должен был пригласить вас значительно раньше. Но ведь я офицер СД, а не сестра милосердия.
Появился Родль. Низко склонив голову, как и полагается клерку, которому приказано в нужное время доставить нужные бумаги, он положил на стол перед Скорцени черную папку с тисненными на ней золотистым орлом и свастикой. Штурмбаннфюрер вежливо поблагодарил и, забыв о существовании генерала, долго, внимательно изучал ее содержимое.