Он пристально посмотрел на Лингарда и увидел, что это истомленное лицо оживилось каким-то чувством. Губы Лингарда слегка зашевелились, но не произнесли ни звука, и Картер опять отвел глаза в сторону.
— Может быть, было бы лучше, если бы вы мне все рассказали, но вы ведь предоставили мне быть вашим заместителем и оставили меня впотьмах. Я моряк и потому принялся за то, что, по — моему, было всего нужнее. Надо было смотреть за двумя судами. И вот теперь оба они в вашем распоряжении. Вы можете на них плыть или оставаться, сражаться или бежать, как вам угодно.
Едва переводя дыхание, он ждал. Лингард сделал над собой усилие и, наконец, произнес столь долго ожидаемые слова похвалы:
— Хорошо сделано.
— Я по-прежнему в вашем распоряжении, — порывисто прибавил Картер, не смотря на Лингарда, который хотел было улыбнуться, но не смог.
Картер не знал, что ему дальше делать: оставаться в каюте или предоставить этого человека самому себе. С непонятной самому ему робостью, совершенно чуждой его характеру, и точно сомневаясь в своем праве давать советы, он заметил:
— Почему бы вам не прилечь немного, сэр? Я присмотрю за всем. Вы, по-видимому, совсем выбились из сил, сэр.
Картер смотрел на Лингарда, который стоял по другую сторону стола, опершись о доску застывшими руками и пристально глядя куда-то перед собой. Картер не знал, что делать. Так не могло долго тянуться. Наконец он с облегчением заметил, что Лингард слегка покачал головой.
— Нет, мистер Картер. Я лучше пойду на палубу, — сказал капитан «Молнии», блуждая взглядом по каюте. Картер сейчас же дал ему дорогу, но прошло еще некоторое время прежде, чем Лингард сдвинулся с места.
Солнце уже зашло. В этот вечер ни на небе, чистом, как кристалл, ни на зеркально-ровной поверхности воды оно не оставило по себе никакого пламенеющего отсвета. От черного берега, лежащего на востоке, подымалась легкая, точно запах, тень, и таким безмолвием дышал весь горизонт, что самое время, казалось, кончилось. Очерчиваясь изящными черными силуэтами в ясной глуби вод и в спокойном прозрачном воздухе вечера, бриг и яхта стояли на якоре посредине главного канала, повернутые носом в одном и том же направлении. Лингард, опустив голову на грудь и скрестив руки, медленно ходил по корме взад и вперед. Картер следовал за ним точно тень, немой и внимательный. Он был очень обеспокоен…
Это было для Картера совершенно новое чувство. Никогда он еще не испытывал подобной тревоги за себя или за другого, и к своему необычному переживанию он относился с недоверчивой робостью. Лингард не смотрел ни на море, ни на небо, ни на свой бриг, ни на яхту, ни на палубу, ни вверх, вообще никуда. Его как будто ничто не интересовало. Картер почему-то чувствовал себя теперь еще более одиноким, чем когда этот человек оставил его одного, отдав на его попечение два судна, запутавшиеся в извилистых протоках и окруженные какой-то мрачной тайной. С момента возвращения этого человека, ответственность его не только не уменьшилась, а с удесятеренной силой стала давить на его молодые плечи. Картер был убежден, что Лингарда необходимо как-нибудь встряхнуть.