— Как же это образовалось такое? — недоумевали коммунары. — Всё, кажись, ладно было. И робили хорошо. Как же так?
И нашлись догадливые, которые живо отыскали причину:
— Стало быть, свыше сил наплановали. Эка сколько в планте-то нагрохали: без малого семьсот га! На такую громадную цифру и людей и машин не должно было хватить! Ни в коем разе!
— Об этом надо бы сказать правленью. Пусть подумают...
— Вот ты бы, Протопопов, и сказал. Тебе сподручней, ты партейный!
— Партейному хуже... — неуверенно возразил Протопопов. — У партейного строгость... дисциплина. Как вроде военный.
Толки и разговоры эти не могли, конечно, не дойти до правления и до ячейки.
У Степана Петровича в глазах были злые огоньки, когда он первый на ячейке сообщил, что коммунары теперь, задним числом, признают план преувеличенным.
— Сами же слушали, поддакивали, а теперь: «свы-ыше си-ил! нельзя нам осилить эстолько!..» Дурит народ!
Зайцев пристально глядел на него и о чем-то выжидающе думал. Наконец, он со сдержанным гневом спросил:
— А ты тогда постарался коммунарам правильно и толково разъяснить, как надо поднажать, чтобы такой план выполнить на все на сто? Не вышло ли так, что о планах толковали, а до каждого в коммуне он не дошел, и получилось легкое отношение к работе? Не вышло так?
— В коммуне не маленькие. Мужики бородатые. Они разве сами не понимают?
— Ты разъяснял? — настаивал Зайцев.
— Да пошто же ты на меня все, товарищ Зайцев? Разве я один?
— Ты — председатель. При том член партии. С тебя и взыскивается полностью.
Обнаружилось, что и правление, и часть партийцев в первые месяцы жизни коммуны понадеялись в работе на самотек. Обнаружилось, что с коммунарами не вели планомерной разъяснительной работы, что понадеялись на хозяйственное чутье, на привычку справляться самостоятельно со всякими хозяйственными затруднениями, понадеялись на дедами и прадедами завещанное крестьянское «планирование».
Актив спохватился. Сначала людей ошеломило. Они растерялись. Они испугались мысли, что ничего уже не поделаешь, ничем не поможешь тому, что произошло. У многих тревожно заныло: не испорчена ли вконец работа и не провалено ли дело коммуны?
Судили, подсчитывали, выводили:
— Плохо дело. Кругом орудуют кулаки. Пугают, портят, сбивают некоторых коммунаров с толку. И работу, к тому же, наладили не по-хозяйственному. Поторопились. Без расчету и без настоящего плана...
И, подхватывая эти настроения, кто-то уже упорно, хотя и несмело, делал вывод:
— Не справимся с коммуной!.. Конечно, может быть, колхозы — дело полезное и хорошее, ну а у нас, видно, не выйдет!