5.
Трое — Зайцев, Лундин и Николай Петрович — сидели в избе, которую занимал Лундин, и горячо спорили.
На столе шипел и фыркал хозяйский самовар, блюдечко в небывалых синих цветах было переполнено мятыми окурками. Тугие полотнища дыма неслышно колыхались вокруг желтого пламени небольшой керосиновой лампочки.
В раскрытое окно втекала душная ночь. Уснувшее село лежало за окном темное и присмиревшее.
Спорили трое уже давно. Спор был упорный, но немного странный: в сущности все были согласны между собою. Но цеплялись за отдельные слова друг друга, за частности, за мелочи. Все трое устали и легко раздражались.
Началось с того, что Тимофей Лундин осторожно, но уверенно заметил:
— Переборщили тут, пожалуй. Сразу коммуну организовали, высшую форму. Надо бы артель. С артелью справились бы легче.
— Коммуна... — возразил Зайцев. — И с коммуной вполне свободно справиться можно. Только бы хотенье... да люди.
— Вот, вот! Дело в людях. С непривычки туго кажется, некоторые и скисают.
— Которые от пустяков скисают, тем и артелью не утрафишь!
— Я не говорю о таких, о лодырях да о неспособных к работе. Но замечается в иных местах, что трудящие и преданные люди теряются, навыка у них нету к коммуне. Тут у вас, сам, наверно, замечал, хорошие мужики, бывает, за брехунами, за шептунами идут. А отчего? Оттого, что кое-которые в коммуну на иждивенье пришли, требуют всего от колхоза, а сами не наблюдают полностью общего интереса. И здесь вот образовалось такое: кинулись в коммуну и решили, что все им дано будет свыше меры и без всяких затруднений и препятствий. И чуть мало-мальская заминка, так сразу хай: «худо в колхозе! беда!»
— Мы маловеров и которые ноют по головке не гладим!
— Одним командованьем делу не поможешь, — вмешался Николай Петрович, внимательно следивший за разговором. — Надо, сам знаешь, товарищ Зайцев, на сознательность нажимать...
— Меня этому учить, пожалуй, не приходится, — сумрачно возразил Зайцев.
— Я не учу. Я замечаю, как у нас насчет сознательности не шибко чтоб...
— Ведется работа. А если слабо, так сами виноваты и поднажать надо. Со всей серьезностью!
Лундин, заметив, что беседа уползает в сторону, вернул ее на верное место:
— Коллективизацию провели на большие проценты. У вас надо считать свыше восьмидесяти. А сколько раз вам пришлось уже очищаться от негодного элементу? Выходит, что худо раскулачивали. Оставили на-племя не малое число злостных кулаков...
— Каленым железом выжигаем их!.. — зажегся протестом Зайцев.
— Об этом не спорю. И все-таки: чьи руки Синюхина толкали пособлять Оглоблина угробливать? Кто амбары поджигал? Кто мост портил? Вот они, остаточки кулацкие.