— Строют!.. — с тревожным удивлением подумал Влас, невольно останавливаясь возле громадной постройки, в несколько раз превышающей ту, на которой он работал. Он задрал голову кверху, где вылуплялся из лесов пятый этаж. — Здорово строют!..
Его толкали прохожие, на него огрызались, но он, как очарованный, стоял на одном месте и глядел вверх. Непривычные для него размеры постройки, широкий хозяйственный размах тех, кто надумал и доводил до конца эту постройку, ошеломили его, потрясли.
— Строют... — повторил он про себя и почему-то вздохнул.
И так застыл он на одном месте в тревожном и вместе с тем восхищенном созерцании, безропотно перенося толчки и окрики. Но настойчивое и упорное прикосновение чьей-то руки к его плечу заставило его, наконец, притти в себя.
— Влас Егорыч! — сказал знакомый голос. — Ишь, как ты загляделся!
Влас обернулся и узнал Некипелова... И узнав, возбужденно вскрикнул:
— Никанор Степаныч? Вот негаданно-нежданно!
— Обожди-обожди! — торопливо перебил его Некипелов, трусливо оглянувшись. — Обожди, не шуми... Пойдем отсюда!..
Влас сразу притих и послушно пошел за Некипеловым. Они завернули за угол, потом еще, вошли в какой-то тихий переулок и тогда только Некипелов осмелел и, невесело усмехаясь, объяснил:
— Опасаюсь я, брат. Вроде волка травят. Лишенный я и быть мне обязано в лешавых местах, сосланным. А я смылся. Ну, радый я, что тебя, Влас Егорыч, встретил. Ты давно ли в городе?
Влас коротко рассказал о себе и стал расспрашивать Некипелова, что он делает здесь и как живет, но Никанор Степанович отвечал неохотно и сдержанно.
— Да что толковать обо мне! — нахмурился он. — Податься мне некуды, хошь в петлю лезь!.. Слыхал, поди, что и старуху мою загребли да услали к чорту на кулички. Мытарится она, поди, там. Беда!
Влас ничего не слыхал об Устинье Гавриловне и пособолезновал Никанору. Некипелов вдруг нахмурился еще сильнее. Стал злым и угрюмым.
— Ребята-то нонче каковы! — пробурчал он неожиданно.
— Петра, значит, что-нибудь неладно доспел? — догадался Влас.
— Петра?! — оглядел его укоризненно Никанор. — Мой Петра в подлецах еще не ходит! Ето вот, Влас Егорыч, твой выкормленыш! Его еще от полу не видать, а он уж готовый подлец, первейший сукин сын!
— Ты это про Фильку? — недоуменно рассмеялся Влас. — Так он еще несмышленный!
— Нонче каждый сопляк вред может огромадный сделать. Вроде твоего Фильки. Мало ты его лупцевал, Влас Егорыч!
Некипелов впился мутными глазами во Власа и, что-то высмотрев в нем, рассказал о том, как Филька донес на Устинью Гавриловну и сдал спрятанный узелок в правление коммуны. У Власа сердце зашлось от стыда и обиды.