Мне снится русая богиня,
Ее глаза, как ручейки,
Струятся в памяти, но имя
Не вспомнить: сны, знать, коротки.
Она не та, что из легенды,
Не та, что средь лесов живет
И сполохи, как будто ленты,
На волосы свои кладет.
Вся в соболях, в шелках. Сережкой
Ей служит ранняя луна.
В избушке на лосиной ножке
Который век совсем одна.
Но ни один смельчак
Пока к ней не пришел: пути темны,
И нравы дикие, как вьюга,
Все в шубу тайн облачены.
И беспокойные поверья
Как те леса…
Но я иду
К богине-идолу.
Деревья
Шумят, как птицы на лету.
И вот она! Пред нею низко
Склоняюсь, опускаюсь в мох.
Но даже камень обелиска
Теплей ее спокойных ног.
Как страшно мне! Хочу скорее
Прервать немое забытье.
Ее я лаской не согрею,
И сказкой не согреть ее.
. . . . . . . . . . . .
Мне снится русая богиня.
(Я в сон по сердце погружен.
И он сбывается уж ныне:
Наверное, то вещий сон!)
Она зовет меня: смелее!
И приближается ко мне.
Я, словно ветка, пламенею
На обжигающем огне.
Я напрягаюсь, замираю,
В душе моей — и свет, и грусть.
И наконец-то я сгораю
И человеком становлюсь.