Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса (Шумпетер) - страница 58

Менгер ушел от нас после двадцати лет строжайшей отставки, в течение которых изучал поле своих интересов для собственного удовольствия. Таким образом, прошло достаточно времени, чтобы мы могли обсуждать плоды его трудов как главу истории экономической науки. Эти плоды и в самом деле впечатляют. История экономической теории до Менгера вкратце выглядела так. Из практических сомнений, из нужд практической политики в XVI веке начал формироваться небольшой фонд знаний по экономическим вопросам; проблемы монетарной и торговой политики с того времени – так сказать, с тех пор, как современная экономика обмена переросла границы деревни и поместья, – породили дискуссии, в ходе которых были примитивным образом связаны между собой причины и следствия выдающихся экономических событий. Параллельно с постепенным развитием индивидуализированной экономики и свободной торговли появился постоянно разрастающийся поток памфлетов и книг, авторы которых были обычно настроены скорее на решение актуальных экономических проблем, чем на размышление о фундаментальных научных вопросах. В XVIII веке сформировалась консолидированная экономическая наука с собственными школами, достижениями, диспутами, учебниками и учеными-экспертами. Это была первая эпоха нашей науки, эпоха, кульминацией которой мы можем считать труды Адама Смита. За ней последовал период анализа и углубления специализации, когда в той области, о которой мы сейчас будем говорить, поскольку именно к ней относится главное достижение Менгера, господствовали классические английские экономисты. Эта эпоха носит имя Рикардо. В это время была создана когерентная система доктрин, претендовавшая на научность и общую состоятельность в широких масштабах; так родилась чистая экономическая теория.

Мы никогда не узнаем точно, почему за столь стремительным развитием последовал такой сокрушительный спад. Ведущие умы науки еще продолжали свою работу; наука еще не прошла стадию определения основ, но в кругу экономистов уже заметна была парализующая стагнация, а вне его царили общее недоверие, враждебность или пренебрежение. Виной этому были отчасти неотъемлемые дефекты достижений новой науки, примитивность некоторых используемых ею методов, поверхностность некоторых цепочек рассуждений, а также явная неадекватность некоторых выводов. Все эти недостатки, будучи поправимыми, не должны были сыграть фатальную роль. Но никто не занялся их исправлением, никто не проявил интереса к внутреннему строению нового теоретического сооружения, поскольку – и здесь кроется причина провала – иной мотив отвратил общественное мнение, равно как и экспертов, от экономики. Новая доктрина, претендуя на научную достоверность, слишком поспешила с попыткой решения практических вопросов, а также с вмешательством в борьбу политических и общественных партий. Поэтому провал либерализма стал также и ее провалом. В результате, особенно учитывая, что в некоторых отдельных странах, в частности в Германии, существовало неприятие общественной теории как таковой и тенденция придерживаться интеллектуального наследия философской и исторической традиции, следующему поколению был передан лишь фасад классической теории, в то время как путь к ее внутренней структуре был, в сущности, прегражден. Молодое поколение едва ли сознавало, какое количество научных знаний и будущих возможностей скрывает в себе классическая теория. Поэтому она стала выглядеть не более чем промежуточным эпизодом в истории идей, попыткой обосновать экономическую политику одного конкретного мимолетного периода. Конечно, профессионалы сохранили какие-то части теории. В отдельных случаях встречались даже достижения исключительной важности, но по большей части поле оставалось невозделанным. Заслуги немецких ученых Тюнена и Германна не меняют общего вердикта. Только социалистическая теория сумела вырасти на классической методологической основе, не окаменев.